19 июля – день рождения, 90-летний юбилей Александра Анатольевича Ширвиндта... В марте прервалась жизнь этого блестящего актера, профессора Щукинского театрального института, автора десятков спектаклей и капустников, педагога бесчисленного множества артистов… У каждого свой Ширвиндт. А для «Театрала» он еще и друг редакции, автор рубрики «Промежутки между…»
В книге «Проходные дворы биографии» Александр Ширвиндт писал: «Когда хоронили Булата Окуджаву, он лежал в Вахтанговском театре. Стояла очередь из пришедших попрощаться. Плотная, толстая, до самой Смоленской. И загибалась она где-то на Садовом кольце. Какие замечательные были лица! И я подумал: ведь есть же! Где они прячутся?»
В последние полтора-два десятилетия выступления Александра Ширвиндта на концертах и вечерах памяти сопровождались ностальгически грустным рефреном: «Мы буквально окружены этими словами «юбилей», «дата», «уход». Похороны одного совпадают с сороковым днем предыдущего. Не хватает ни сил, ни слов, ни слез. Нечем заполнить вакуум единственной питательной среды – дружбы. Дикая плотность кошмара, чередующегося с праздником. Возникает страшная тема забвения и ухода».
18 марта Москва простилась и с Александром Ширвиндтом…
Очередь в Театр сатиры тоже «загибалась» на Садовом кольце и заканчивалась в районе Благовещенского переулка. Несмотря на будний день, люди проводили в ней по полтора-два часа, даже рискуя не попасть в фойе и в зрительный зал. Но всё равно пришли на прощание, поскольку Ширвиндт – это часть их жизни, часть эмоциональной памяти многих поколений. Здесь были и ровесники Александра Анатольевича, и публика среднего возраста, и молодежь – аудитория удивительно многогранная.
Он был одним из немногих артистов, кто сумел не застрять во времени, оставаясь всегда удивительно органичным и, конечно же, остроумным. Анатолий Эфрос, Валентин Плучек, Эльдар Рязанов и многие другие режиссеры, с кем Ширвиндт работал в молодости, сопоставляли его остроумие с барометром таланта. Жизнь показала другое – индикатор мудрости.
* * *
К июлю нынешнего года «Театрал» готовил к юбилею Александра Ширвиндта большое иллюстрированное издание, в котором друзья и коллеги должны были порассуждать о феномене выдающегося актера – добавить свои «штрихи к портрету».
О готовящемся издании Александр Анатольевич знал, хотя поначалу отнесся к идее с сарказмом.
– Я хотел бы пробежаться с диктофоном по дорогим для вас людям, друзьям, коллегам. Составить такой «ироничный калейдоскоп», – предложил Александру Ширвиндту автор этих строк.
– Ты можешь пробежаться теперь только по Новодевичьему…
Тогда, в августе 2023 года, фраза прозвучала остроумно, шутливо и была выдана фактически «на автомате», чего обычно и ждали от Ширвиндта. Но в ней, несомненно, было много грусти…
От альбома отказывался:
– Общие слова, дифирамбы, пожелания долгих лет… Как в анекдоте: 90-летнему старику суд вынес 20-летний приговор. В последнем слове он сказал: «Граждане судьи, спасибо за доверие!»
И все же день спустя Александр Анатольевич сам перезвонил:
– Ты приступил к некрологу?
– Я говорил про альбом, в котором мы соберем очерки ваших друзей, фотографии репетиций…
Ширвиндт не дослушал:
– Один черт…
Но все-таки наш замысел он в конечном итоге одобрил, помог составить список дорогих и близких ему людей:
– Только когда будешь звонить, проси, чтобы никаких дифирамбов и тостов. Наш жанр – «обоср#ть напоследок».
Так мы и объясняли многочисленным друзьям и коллегам Александра Анатольевича: мол, не надо дифирамбов, юбиляр дал конкретное указание.
В ответ реакция всегда была однозначной – собеседник (любого уровня, ранга и звания) мгновенно расплывался в улыбке и… вспоминал яркие истории, смешные случаи и, конечно, остроумные, саркастичные, ироничные фразы Александра Анатольевича, сказанные по тому или иному поводу.
За ним записывали, его цитировали, эти фразы передавались из уст в уста, переходили порой в анекдот. Но все же выполнить одну-единственную просьбу актера ни у кого из героев альбома так и не получилось.
Кто бы не говорил об Александре Анатольевиче – получалось остроумно, добродушно, живо и смешно. Прием, как правило, это был пересказ остроумия самого Ширвиндта.
Леонид Ярмольник сослался на такую формулировку:
– Мне Александр Анатольевич всегда говорил: если хочешь, чтобы на сцене было смешно – ничего специально для этого не делай. А если хочешь, чтобы было очень смешно – не делай вообще ничего.
Впрочем, это было подвластно только самому Ширвиндту.
О его таланте вызывать у множества людей состояние гомерического смеха, можно говорить бесконечно.
Но был и другой Ширвиндт – актер спектаклей Анатолия Эфроса, педагог Щукинского театрального училища, один из лучших в России режиссеров, умеющий ставить водевили, и, конечно, писатель.
Писательский дар признавал в себе и сам Александр Анатольевич. В книге «Отрывки из обрывков» он писал:
– Вика Токарева (с моей точки зрения, уникальный литератор) позвонила мне, что она делает раз в 27 лет, и произнесла в трубку, как будто мы с ней только вчера расстались: «Шура, привет, это Токарева. Я тут книжку твою прочитала. Что я могу тебе сказать? Ты проср#л свою жизнь. Чем только ты ни занимался, а надо было – писать», – и повесила трубку.
* * *
Активно писать предложила Александру Ширвиндту и редакция журнала «Театрал» в 2016 году, предоставив свои полосы под ежемесячную рубрику.
Александр Анатольевич ответил сходу (он вообще был легкий на подъем):
– Давайте попробуем. Кстати, у меня ведь был уже такой опыт.
И рассказал о том, что в 1964 году он вместе с актером Львом Лосевым вел в «Театральной жизни» юмористическую рубрику под псевдонимом Братья Легнинские (легнин – мягкая бумага для снятия грима).
Лосев в те годы был одним из постоянных соавторов Ширвиндта – вместе сочиняли капустники, вели вечера в Доме актера и радиопередачи, придумали «Театральные гостиные» на телевидении…
– Найдите фельетон «Советы начинающему юбиляру». Полвека прошло, но ничего не изменилось… Я бы начал рубрику с него.
В тот же день фельетон был найден и отправлен Александру Анатольевичу.
Основной фрагмент текста звучал так:
«...Проведение юбилея – это искусство, причем высокое, может быть, самое высокое.
Юбилей – массовый вид искусства. Следует избегать здесь как камерности, так и излишней скромности. Пора в связи с этим переносить юбилейные торжества во дворцы спорта и на стадионы.
Техническая оснащенность юбилейных вечеров – на уровне Средних веков. Телеграммы и магнитофон – вершина, потолок, дальше этого еще никто не шел. А где электронные машины, где телетайп, где спутник и широкоэкранное цветное кино?
Подарки юбилярам – наш стыд, наш позор. Бутылки с шампанским и пудовые чернильницы – дальше фантазия не идет. А разве юбиляры не заслуживают таких подарков, как сад-огород или шагающий экскаватор?
Рекомендуется юбилей отмечать раз и навсегда. Желательно, чтобы юбилей проводили в связи с 45-летием со дня рождения и 25-летием творческой деятельности.
Женщины – в частности, актрисы на роли молодых героинь и травести – в отдельных случаях могут праздновать одновременно 25-летие со дня рождения и 45-летие творческой деятельности».
Ширвиндт прочитал и перезвонил:
– Симпатично, но не пойдет – ушла интонация времени.
Критическое мышление, колоссальная быстрота реакции, несмотря на внешнюю вальяжность, всегда и отличали в нем человека удивительно органичного, способного «сбить» точностью своих оценок и наблюдений любого собеседника. Возможно поэтому так мало людей, кому хотя бы раз удавалось разыграть Ширвиндта на сцене, и нет почти никого, кто мог бы уверенно ему подражать, не говоря уже о попытках сделать на него пародию – копия всегда уступала оригиналу. Но это – к слову.
Прочитав свой старый фельетон, Александр Анатольевич сказал, что напишет свежий текст.
Так, с регулярной периодичностью, с декабря 2016 по сентябрь 2023 года «Театрал» стал получать от Ширвиндта материалы, которые сложно объединить одной темой – все они были проникнуты сиюминутными наблюдениями, приурочены к конкретным датам или событиям.
И вновь встал вопрос: как озаглавить рубрику? Редакция предложила актеру с десяток вариантов названий, начиная от «Что наша жизнь…» и заканчивая универсально-метафоричным, подходящим под любые «сюжеты» «Антрактом». Варианты отправили в приемную Ширвиндта. Вечером того же дня – звонок:
– Получил. Вяловато. Давай сделаем «Промежутки между…» либо «В промежутках между…»
В этих «Промежутках…» на протяжении семи лет и развивались отношения «Театрала» со своим соавтором.
* * *
Александр Анатольевич тексты писал от руки, передавал своему секретарю, и, в итоге, редакция, получала материал в электронном виде. Но бывали и дни, когда секретарь отсутствовал, и тогда рубрика надиктовывалась.
Записываем, например, колонку в память о Евгении Евтушенко. Александр Анатольевич произносит фразу: «Его яркие наряды – это не пижонство, не фрондерство, а состояние души. Он умудрялся так одеваться еще в ту эпоху, когда не было и в помине Зайцева, Юдашкина или Пьера Кардена».
Казалось бы, по части стилистики русского языка здесь всё безупречно и, говорится, в редакторской правке не нуждается. Но при визировании текста Александр Ширвиндт непринужденно зачеркивает финал фразы и добавляет драматургии: «…когда не было и в помине Зайцева и Юдашкина, а о Пьере Кардене знал только Эренбург».
В советские годы массовыми тиражами печатались книги вроде «Ленин редактор газеты «Правда» или «Пометки Максима Горького на книгах начинающих писателей». Если собрать воедино редактуру и правки Александра Ширвиндта, они потянули бы на не менее значимый, но более остроумный бестселлер.
Например, в той же рубрике Александр Анатольевич рассказывал о том, как они с Евтушенко, будучи соседями в высотке на Котельнической, стояли в очереди на место в гараже.
Рубрику он надиктовал. Созвонились – читаю для сверки:
– …И вот начинается заседание гаражной комиссии. И все понимают, конечно, что место дадут Евтушенко. Но в это время его угораздило опубликовать стихотворение «Тараканы в высотном доме», а тараканов у нас было немерено во всех мусоропроводах и вентиляциях, и комиссия сказала: «Что? Это он про наших тараканов пишет?!»
Прибежали защитники поэта – стали объяснять, что это аллегория, что не имеется в виду конкретный дом с его конкретными тараканами, что поэт ни в чем не виноват, ибо комиссия сама домыслила то, о чем Евтушенко и не помышлял…
В этом месте Александр Анатольевич перебивает чтение и вносит свою правку:
– Нет. Получается какой-то официоз. Давай напишем проще: «Прибежали защитники поэта – стали объяснять, что это аллегория, что не имеется в виду конкретный дом с его конкретными тараканами, а вся страна».
И сколько еще за годы сотрудничества Александр Ширвиндт давал своими правками настоящий редакторский мастер-класс.
* * *
На одной из встреч он сказал:
– Желание всех поделиться своей неожиданной, мощной и необыкновенно оригинальной жизнью зашкаливает. Сейчас, когда на это желание еще навалилась техника, само слово «писатель» бессмысленно.
И все же писателем он был столько же талантливым, как и актером.
Любой малейший нюанса, любую мелочь мог превратить в остроумный сюжет:
«Свои тексты я часто наговариваю, поскольку печатать я не умею, а то, что я пишу ручкой, редакторы называют клинописью и отказываются расшифровывать, – написал Александр Анатольевич в книге «Отрывки из обрывков». – Три четверти времени занимало инструктирование, как во время изоляции увидеть собеседника по скайпу и наговорить смелые мысли. Невестка 67 раз тыкала моим пальцем в ноутбук: – Вы куда его ведете? – Кого? – Курсор! – А куда надо? – Да я же вам сказала: наверху – экранчик. …Куда?! Это не экранчик. Это отмена. Так продолжалось сутками. Наконец я научился – все, спасибо, поцелуй, счастье, банкет.
На другой день говорю: «Сейчас я пойду разговаривать по скайпу». Открываю «сундук». Ну и куда? И все начинается сначала. Минут десять я курсором пытаюсь не промахнуться и попасть в значок с изображением камеры. Потом долго бегаю по дачному участку с этим нелегким «сундуком», чтобы найти место, в котором он поймает интернет. И только где-то в дальнем углу помойки он наконец начинает светиться лицом собеседника. И тогда около этой свалки просишь поставить какой-нибудь стул и, невзирая на контейнеры с рассортированными отходами, диктуешь нетленное произведение».
И еще одна примечательная цитата:
«У меня есть дневники начала театральной деятельности, но я никогда не садился, не брал в руки гусиное перо, чтобы с чашечкой кофе их листать. Всю жизнь я писал на обрывках газет и кусочках пьес. Просто иду куда-то, или пью с кем-то, или лежу с зачем-то, и вдруг, неожиданно, приходит мысль – тогда я ее записываю. И это правильно, потому что, во-первых, все забывается через секунду, а во-вторых, сейчас, по прошествии 60 лет после окончания писания дневников, понимаю, что я был дико остроумный, а сколько моих мыслей, фраз, афоризмов, неожиданных речовок не зафиксировалось».
…«Зафиксировать», оставить след, запечатлеть, запомнить удивительный неповторимый стиль Александра Ширвиндта пытался и «Театрал». Многие тексты той рубрики непременно войдут в альбом, посвященный памяти актера, равно как и очерки его друзей, фотографии репетиций, многочисленный архивный материал, который, как нам кажется, будет только набирать свой вес перед лицом вечности.
В книге «Проходные дворы биографии» Александр Ширвиндт писал: «Когда хоронили Булата Окуджаву, он лежал в Вахтанговском театре. Стояла очередь из пришедших попрощаться. Плотная, толстая, до самой Смоленской. И загибалась она где-то на Садовом кольце. Какие замечательные были лица! И я подумал: ведь есть же! Где они прячутся?»
В последние полтора-два десятилетия выступления Александра Ширвиндта на концертах и вечерах памяти сопровождались ностальгически грустным рефреном: «Мы буквально окружены этими словами «юбилей», «дата», «уход». Похороны одного совпадают с сороковым днем предыдущего. Не хватает ни сил, ни слов, ни слез. Нечем заполнить вакуум единственной питательной среды – дружбы. Дикая плотность кошмара, чередующегося с праздником. Возникает страшная тема забвения и ухода».
18 марта Москва простилась и с Александром Ширвиндтом…
Очередь в Театр сатиры тоже «загибалась» на Садовом кольце и заканчивалась в районе Благовещенского переулка. Несмотря на будний день, люди проводили в ней по полтора-два часа, даже рискуя не попасть в фойе и в зрительный зал. Но всё равно пришли на прощание, поскольку Ширвиндт – это часть их жизни, часть эмоциональной памяти многих поколений. Здесь были и ровесники Александра Анатольевича, и публика среднего возраста, и молодежь – аудитория удивительно многогранная.
Он был одним из немногих артистов, кто сумел не застрять во времени, оставаясь всегда удивительно органичным и, конечно же, остроумным. Анатолий Эфрос, Валентин Плучек, Эльдар Рязанов и многие другие режиссеры, с кем Ширвиндт работал в молодости, сопоставляли его остроумие с барометром таланта. Жизнь показала другое – индикатор мудрости.
* * *
К июлю нынешнего года «Театрал» готовил к юбилею Александра Ширвиндта большое иллюстрированное издание, в котором друзья и коллеги должны были порассуждать о феномене выдающегося актера – добавить свои «штрихи к портрету».
О готовящемся издании Александр Анатольевич знал, хотя поначалу отнесся к идее с сарказмом.
– Я хотел бы пробежаться с диктофоном по дорогим для вас людям, друзьям, коллегам. Составить такой «ироничный калейдоскоп», – предложил Александру Ширвиндту автор этих строк.
– Ты можешь пробежаться теперь только по Новодевичьему…
Тогда, в августе 2023 года, фраза прозвучала остроумно, шутливо и была выдана фактически «на автомате», чего обычно и ждали от Ширвиндта. Но в ней, несомненно, было много грусти…
От альбома отказывался:
– Общие слова, дифирамбы, пожелания долгих лет… Как в анекдоте: 90-летнему старику суд вынес 20-летний приговор. В последнем слове он сказал: «Граждане судьи, спасибо за доверие!»
И все же день спустя Александр Анатольевич сам перезвонил:
– Ты приступил к некрологу?
– Я говорил про альбом, в котором мы соберем очерки ваших друзей, фотографии репетиций…
Ширвиндт не дослушал:
– Один черт…
Но все-таки наш замысел он в конечном итоге одобрил, помог составить список дорогих и близких ему людей:
– Только когда будешь звонить, проси, чтобы никаких дифирамбов и тостов. Наш жанр – «обоср#ть напоследок».
Так мы и объясняли многочисленным друзьям и коллегам Александра Анатольевича: мол, не надо дифирамбов, юбиляр дал конкретное указание.
В ответ реакция всегда была однозначной – собеседник (любого уровня, ранга и звания) мгновенно расплывался в улыбке и… вспоминал яркие истории, смешные случаи и, конечно, остроумные, саркастичные, ироничные фразы Александра Анатольевича, сказанные по тому или иному поводу.
За ним записывали, его цитировали, эти фразы передавались из уст в уста, переходили порой в анекдот. Но все же выполнить одну-единственную просьбу актера ни у кого из героев альбома так и не получилось.
Кто бы не говорил об Александре Анатольевиче – получалось остроумно, добродушно, живо и смешно. Прием, как правило, это был пересказ остроумия самого Ширвиндта.
Леонид Ярмольник сослался на такую формулировку:
– Мне Александр Анатольевич всегда говорил: если хочешь, чтобы на сцене было смешно – ничего специально для этого не делай. А если хочешь, чтобы было очень смешно – не делай вообще ничего.
Впрочем, это было подвластно только самому Ширвиндту.
О его таланте вызывать у множества людей состояние гомерического смеха, можно говорить бесконечно.
Но был и другой Ширвиндт – актер спектаклей Анатолия Эфроса, педагог Щукинского театрального училища, один из лучших в России режиссеров, умеющий ставить водевили, и, конечно, писатель.
Писательский дар признавал в себе и сам Александр Анатольевич. В книге «Отрывки из обрывков» он писал:
– Вика Токарева (с моей точки зрения, уникальный литератор) позвонила мне, что она делает раз в 27 лет, и произнесла в трубку, как будто мы с ней только вчера расстались: «Шура, привет, это Токарева. Я тут книжку твою прочитала. Что я могу тебе сказать? Ты проср#л свою жизнь. Чем только ты ни занимался, а надо было – писать», – и повесила трубку.
* * *
Активно писать предложила Александру Ширвиндту и редакция журнала «Театрал» в 2016 году, предоставив свои полосы под ежемесячную рубрику.
Александр Анатольевич ответил сходу (он вообще был легкий на подъем):
– Давайте попробуем. Кстати, у меня ведь был уже такой опыт.
И рассказал о том, что в 1964 году он вместе с актером Львом Лосевым вел в «Театральной жизни» юмористическую рубрику под псевдонимом Братья Легнинские (легнин – мягкая бумага для снятия грима).
Лосев в те годы был одним из постоянных соавторов Ширвиндта – вместе сочиняли капустники, вели вечера в Доме актера и радиопередачи, придумали «Театральные гостиные» на телевидении…
– Найдите фельетон «Советы начинающему юбиляру». Полвека прошло, но ничего не изменилось… Я бы начал рубрику с него.
В тот же день фельетон был найден и отправлен Александру Анатольевичу.
Основной фрагмент текста звучал так:
«...Проведение юбилея – это искусство, причем высокое, может быть, самое высокое.
Юбилей – массовый вид искусства. Следует избегать здесь как камерности, так и излишней скромности. Пора в связи с этим переносить юбилейные торжества во дворцы спорта и на стадионы.
Техническая оснащенность юбилейных вечеров – на уровне Средних веков. Телеграммы и магнитофон – вершина, потолок, дальше этого еще никто не шел. А где электронные машины, где телетайп, где спутник и широкоэкранное цветное кино?
Подарки юбилярам – наш стыд, наш позор. Бутылки с шампанским и пудовые чернильницы – дальше фантазия не идет. А разве юбиляры не заслуживают таких подарков, как сад-огород или шагающий экскаватор?
Рекомендуется юбилей отмечать раз и навсегда. Желательно, чтобы юбилей проводили в связи с 45-летием со дня рождения и 25-летием творческой деятельности.
Женщины – в частности, актрисы на роли молодых героинь и травести – в отдельных случаях могут праздновать одновременно 25-летие со дня рождения и 45-летие творческой деятельности».
Ширвиндт прочитал и перезвонил:
– Симпатично, но не пойдет – ушла интонация времени.
Критическое мышление, колоссальная быстрота реакции, несмотря на внешнюю вальяжность, всегда и отличали в нем человека удивительно органичного, способного «сбить» точностью своих оценок и наблюдений любого собеседника. Возможно поэтому так мало людей, кому хотя бы раз удавалось разыграть Ширвиндта на сцене, и нет почти никого, кто мог бы уверенно ему подражать, не говоря уже о попытках сделать на него пародию – копия всегда уступала оригиналу. Но это – к слову.
Прочитав свой старый фельетон, Александр Анатольевич сказал, что напишет свежий текст.
Так, с регулярной периодичностью, с декабря 2016 по сентябрь 2023 года «Театрал» стал получать от Ширвиндта материалы, которые сложно объединить одной темой – все они были проникнуты сиюминутными наблюдениями, приурочены к конкретным датам или событиям.
И вновь встал вопрос: как озаглавить рубрику? Редакция предложила актеру с десяток вариантов названий, начиная от «Что наша жизнь…» и заканчивая универсально-метафоричным, подходящим под любые «сюжеты» «Антрактом». Варианты отправили в приемную Ширвиндта. Вечером того же дня – звонок:
– Получил. Вяловато. Давай сделаем «Промежутки между…» либо «В промежутках между…»
В этих «Промежутках…» на протяжении семи лет и развивались отношения «Театрала» со своим соавтором.
* * *
Александр Анатольевич тексты писал от руки, передавал своему секретарю, и, в итоге, редакция, получала материал в электронном виде. Но бывали и дни, когда секретарь отсутствовал, и тогда рубрика надиктовывалась.
Записываем, например, колонку в память о Евгении Евтушенко. Александр Анатольевич произносит фразу: «Его яркие наряды – это не пижонство, не фрондерство, а состояние души. Он умудрялся так одеваться еще в ту эпоху, когда не было и в помине Зайцева, Юдашкина или Пьера Кардена».
Казалось бы, по части стилистики русского языка здесь всё безупречно и, говорится, в редакторской правке не нуждается. Но при визировании текста Александр Ширвиндт непринужденно зачеркивает финал фразы и добавляет драматургии: «…когда не было и в помине Зайцева и Юдашкина, а о Пьере Кардене знал только Эренбург».
В советские годы массовыми тиражами печатались книги вроде «Ленин редактор газеты «Правда» или «Пометки Максима Горького на книгах начинающих писателей». Если собрать воедино редактуру и правки Александра Ширвиндта, они потянули бы на не менее значимый, но более остроумный бестселлер.
Например, в той же рубрике Александр Анатольевич рассказывал о том, как они с Евтушенко, будучи соседями в высотке на Котельнической, стояли в очереди на место в гараже.
Рубрику он надиктовал. Созвонились – читаю для сверки:
– …И вот начинается заседание гаражной комиссии. И все понимают, конечно, что место дадут Евтушенко. Но в это время его угораздило опубликовать стихотворение «Тараканы в высотном доме», а тараканов у нас было немерено во всех мусоропроводах и вентиляциях, и комиссия сказала: «Что? Это он про наших тараканов пишет?!»
Прибежали защитники поэта – стали объяснять, что это аллегория, что не имеется в виду конкретный дом с его конкретными тараканами, что поэт ни в чем не виноват, ибо комиссия сама домыслила то, о чем Евтушенко и не помышлял…
В этом месте Александр Анатольевич перебивает чтение и вносит свою правку:
– Нет. Получается какой-то официоз. Давай напишем проще: «Прибежали защитники поэта – стали объяснять, что это аллегория, что не имеется в виду конкретный дом с его конкретными тараканами, а вся страна».
И сколько еще за годы сотрудничества Александр Ширвиндт давал своими правками настоящий редакторский мастер-класс.
* * *
На одной из встреч он сказал:
– Желание всех поделиться своей неожиданной, мощной и необыкновенно оригинальной жизнью зашкаливает. Сейчас, когда на это желание еще навалилась техника, само слово «писатель» бессмысленно.
И все же писателем он был столько же талантливым, как и актером.
Любой малейший нюанса, любую мелочь мог превратить в остроумный сюжет:
«Свои тексты я часто наговариваю, поскольку печатать я не умею, а то, что я пишу ручкой, редакторы называют клинописью и отказываются расшифровывать, – написал Александр Анатольевич в книге «Отрывки из обрывков». – Три четверти времени занимало инструктирование, как во время изоляции увидеть собеседника по скайпу и наговорить смелые мысли. Невестка 67 раз тыкала моим пальцем в ноутбук: – Вы куда его ведете? – Кого? – Курсор! – А куда надо? – Да я же вам сказала: наверху – экранчик. …Куда?! Это не экранчик. Это отмена. Так продолжалось сутками. Наконец я научился – все, спасибо, поцелуй, счастье, банкет.
На другой день говорю: «Сейчас я пойду разговаривать по скайпу». Открываю «сундук». Ну и куда? И все начинается сначала. Минут десять я курсором пытаюсь не промахнуться и попасть в значок с изображением камеры. Потом долго бегаю по дачному участку с этим нелегким «сундуком», чтобы найти место, в котором он поймает интернет. И только где-то в дальнем углу помойки он наконец начинает светиться лицом собеседника. И тогда около этой свалки просишь поставить какой-нибудь стул и, невзирая на контейнеры с рассортированными отходами, диктуешь нетленное произведение».
И еще одна примечательная цитата:
«У меня есть дневники начала театральной деятельности, но я никогда не садился, не брал в руки гусиное перо, чтобы с чашечкой кофе их листать. Всю жизнь я писал на обрывках газет и кусочках пьес. Просто иду куда-то, или пью с кем-то, или лежу с зачем-то, и вдруг, неожиданно, приходит мысль – тогда я ее записываю. И это правильно, потому что, во-первых, все забывается через секунду, а во-вторых, сейчас, по прошествии 60 лет после окончания писания дневников, понимаю, что я был дико остроумный, а сколько моих мыслей, фраз, афоризмов, неожиданных речовок не зафиксировалось».
…«Зафиксировать», оставить след, запечатлеть, запомнить удивительный неповторимый стиль Александра Ширвиндта пытался и «Театрал». Многие тексты той рубрики непременно войдут в альбом, посвященный памяти актера, равно как и очерки его друзей, фотографии репетиций, многочисленный архивный материал, который, как нам кажется, будет только набирать свой вес перед лицом вечности.
