На сцене Электротеатра Станиславского состоялась премьера спектакля «До поезда осталось» по мотивам «Анны Карениной» Льва Толстого. В ролях Анны и Вронского выступили заслуженные артисты России Дарья Павленко и Владислав Лантратов. «Театрал» оценил новое прочтение великого романа.
Спектакль в Электротеатре – шестая по счету балетная интерпретация «Анны Карениной» и первая – одноактная, можно сказать, камерная. Постановочная команда (режиссер Ирина Михеева, хореограф Ольга Лабовкина, композитор Илья Дягель, художник Катя Эрдэни) назвала свою работу минималистской танцдрамой. Предыдущие интерпретации отличались масштабом и многолюдностью. Их создатели справедливо считали, что «даль свободного романа» обязывает к постановочному размаху.
Начало интерпретационным поискам положила «Анна Каренина» Большого театра, поставленная в 1972 году Майей Плисецкой в соавторстве с Натальей Рыженко и Виктором Смирновым-Головановым. Плисецкая захотела станцевать Анну. Пьер Карден сконструировал для нее костюмы. Родион Щедрин подарил музыку. «Майе Плисецкой, неизменно» – написал он на первой странице партитуры. Вронскими великой балерины поочередно были Марис Лиепа и Александр Годунов. В 2010-м балет Щедрина в постановке Алексея Ратманского появился в Мариинском театре. Между этими датами возникли две постановки «Анны Карениной» на сборную музыку Чайковского – в 1993-м опять же в Мариинском (хореограф – австралиец русского происхождения Андре Проковски), в 2005-м – в Театре Бориса Эйфмана.
Спектакль в Электротеатре – шестая по счету балетная интерпретация «Анны Карениной» и первая – одноактная, можно сказать, камерная. Постановочная команда (режиссер Ирина Михеева, хореограф Ольга Лабовкина, композитор Илья Дягель, художник Катя Эрдэни) назвала свою работу минималистской танцдрамой. Предыдущие интерпретации отличались масштабом и многолюдностью. Их создатели справедливо считали, что «даль свободного романа» обязывает к постановочному размаху.
Начало интерпретационным поискам положила «Анна Каренина» Большого театра, поставленная в 1972 году Майей Плисецкой в соавторстве с Натальей Рыженко и Виктором Смирновым-Головановым. Плисецкая захотела станцевать Анну. Пьер Карден сконструировал для нее костюмы. Родион Щедрин подарил музыку. «Майе Плисецкой, неизменно» – написал он на первой странице партитуры. Вронскими великой балерины поочередно были Марис Лиепа и Александр Годунов. В 2010-м балет Щедрина в постановке Алексея Ратманского появился в Мариинском театре. Между этими датами возникли две постановки «Анны Карениной» на сборную музыку Чайковского – в 1993-м опять же в Мариинском (хореограф – австралиец русского происхождения Андре Проковски), в 2005-м – в Театре Бориса Эйфмана.
При всех стилистических различиях эти балеты концентрировались на любовном треугольнике «Каренин – Анна – Вронский». Кити служила предлогом знакомства двух последних, прочие персонажи, если и появлялись, то в качестве статистов. Второе десятилетие нашего века ознаменовалось новой тенденцией. Свои балеты в России представили Кристиан Шпук и Джон Ноймайер. Премьеры состоялись соответственно в МАМТ им. Станиславского и Немировича-Данченко (2016) и Большом театре (2018). В явных фаворитах у хореографов оказались Левин и Кити. Обновился и список музыки. Наряду с Чайковским (лирика и быт) Ноймайер обратился к Альфреду Шнитке (наваждения и галлюцинации) и Кэту Стивенсу (сельская идиллия). Шпук в лирических сценах использовал музыку Сергея Рахманинова, в конфликтных – Витольда Лютославского.
Новый спектакль стоит особняком в ряду прочтений. В спектакле нет ни Левина, ни Кити. Более того, нет Каренина. Только Анна, Вронский и маленький Сережа. Плюс два персонажа, к роману отношения не имеющих.
Новый спектакль стоит особняком в ряду прочтений. В спектакле нет ни Левина, ни Кити. Более того, нет Каренина. Только Анна, Вронский и маленький Сережа. Плюс два персонажа, к роману отношения не имеющих.
Войдя в зал, видишь открытую сцену и стол у правой кулисы, уставленный керамическими игрушками. Над ними колдует юноша приятной наружности, обозначенный в программке «Реставратором керамических изделий». Однако, учитывая его дальнейшее внимание к происходящему, можно предположить, что юноша – взрослый Сережа, вспоминающий детство. Или, возможно, альтер эго художника Кати Эрдэни, заполнившей черный кабинет сцены разнообразными артефактами.
Сережа-мальчик увлеченно играет с игрушечными конем и медведем – оба представителя фауны почти с него размером. Под колосниками висят белые офицерские кители. Ближе финалу они падают в руки Анны взамен покинувшего ее Вронского, а тот, покрыв лицо белилами, сам себя превращает в скульптуру.
Оживление в зале вызывает выдвинутый на авансцену мультиэкран – панель с окошками. В них, как в сотах, показываются картинки – руки, ноги, лица. Смысл изображений от меня ускользнул, но как экспонат сценической выставки панель впечатляет. Еще более впечатляет выход, а, точнее, вывоз главной героини. Персонаж, названный в программе Грузчиком, с грохотом выкатывает на сцену металлический поддон. На нем Анна в фарфоровом платье-капсуле. От глиняного плена свободны руки, плечи, голова. Руки двигаются, пальцы трепещут, по губам скользит улыбка. Героиня, похоже, не тяготится замкнутым существованием, но от судьбы (читай: встречи с искусителем) не уйдешь.
Внезапно от платья один за другим начинают отваливаться куски, и в руках появившегося Вронского оказывается живое, дышащее тело в полупрозрачном белом. Незамедлительно стартует лирический дуэт, далее своим чередом продолжается знакомая по роману история, кульминацией которой становятся роды Анны. Процесс, показанный избыточно физиологично, завершается рождением куклы-младенца и перерождением Вронского, становящегося… Карениным. Взяв ребенка, герой удаляется, и оставшийся путь Анна вершит в духовном одиночестве.
Судьбоносный для постановщика вопрос: «Как изобразить поезд?» решается неожиданно просто. На недвижное тело падает снег, в динамиках угадывается текст предсмертного монолога Анны: «Где я? Что я делаю? Зачем? Господи прости мне все…». Именно угадывается – композитор Илья Дягель пропустил речь через синтезатор и сделал частью музыкального ряда. Впервые после Щедрина для балетной «Анны» создано авторское произведение. Электронный саунд (шорохи, скрипы, шепот, скрежеты), ответственный за душевную смуту, перемежается звучанием акустических струнных, отвечающих за просветление и надежду. Композитор не назойлив и хорошо чувствует форму – уши, как и глаза, не успевают устать.
Главный актив спектакля – Дарья Павленко. Достоинств Владислава Лантратова (Вронский) тоже не умалить. Премьер Большого театра, как всегда, изумительно красив и по-джентльменски обходителен, но спектакль делает Павленко. Она могла бы подписаться под девизом Пины Бауш, в чьей компании оказалась, покинув Мариинский театр (кстати, последний раз балерина вышла на его сцену в заглавной роли «Анны Карениной»): «Меня не интересует, как люди двигаются, меня интересует, что ими движет».
Анной в исполнении Павленко движут страсть, отчаяние, опустошенность. Это работа, которую нужно видеть. Программку к постановке читать не рекомендую. Приведенная там фраза режиссера – «Я следовала по вертикали Карениной, стараясь уловить и метафоризировать тонкую глубину трансформации ее состояний» — отпугнет от спектакля даже искушенного зрителя. Впрочем, театральные аннотации, которые ничего не объясняют, а только запутывают, – предмет отдельного разговора.
Сережа-мальчик увлеченно играет с игрушечными конем и медведем – оба представителя фауны почти с него размером. Под колосниками висят белые офицерские кители. Ближе финалу они падают в руки Анны взамен покинувшего ее Вронского, а тот, покрыв лицо белилами, сам себя превращает в скульптуру. Оживление в зале вызывает выдвинутый на авансцену мультиэкран – панель с окошками. В них, как в сотах, показываются картинки – руки, ноги, лица. Смысл изображений от меня ускользнул, но как экспонат сценической выставки панель впечатляет. Еще более впечатляет выход, а, точнее, вывоз главной героини. Персонаж, названный в программе Грузчиком, с грохотом выкатывает на сцену металлический поддон. На нем Анна в фарфоровом платье-капсуле. От глиняного плена свободны руки, плечи, голова. Руки двигаются, пальцы трепещут, по губам скользит улыбка. Героиня, похоже, не тяготится замкнутым существованием, но от судьбы (читай: встречи с искусителем) не уйдешь.
Внезапно от платья один за другим начинают отваливаться куски, и в руках появившегося Вронского оказывается живое, дышащее тело в полупрозрачном белом. Незамедлительно стартует лирический дуэт, далее своим чередом продолжается знакомая по роману история, кульминацией которой становятся роды Анны. Процесс, показанный избыточно физиологично, завершается рождением куклы-младенца и перерождением Вронского, становящегося… Карениным. Взяв ребенка, герой удаляется, и оставшийся путь Анна вершит в духовном одиночестве.Судьбоносный для постановщика вопрос: «Как изобразить поезд?» решается неожиданно просто. На недвижное тело падает снег, в динамиках угадывается текст предсмертного монолога Анны: «Где я? Что я делаю? Зачем? Господи прости мне все…». Именно угадывается – композитор Илья Дягель пропустил речь через синтезатор и сделал частью музыкального ряда. Впервые после Щедрина для балетной «Анны» создано авторское произведение. Электронный саунд (шорохи, скрипы, шепот, скрежеты), ответственный за душевную смуту, перемежается звучанием акустических струнных, отвечающих за просветление и надежду. Композитор не назойлив и хорошо чувствует форму – уши, как и глаза, не успевают устать.
Главный актив спектакля – Дарья Павленко. Достоинств Владислава Лантратова (Вронский) тоже не умалить. Премьер Большого театра, как всегда, изумительно красив и по-джентльменски обходителен, но спектакль делает Павленко. Она могла бы подписаться под девизом Пины Бауш, в чьей компании оказалась, покинув Мариинский театр (кстати, последний раз балерина вышла на его сцену в заглавной роли «Анны Карениной»): «Меня не интересует, как люди двигаются, меня интересует, что ими движет».Анной в исполнении Павленко движут страсть, отчаяние, опустошенность. Это работа, которую нужно видеть. Программку к постановке читать не рекомендую. Приведенная там фраза режиссера – «Я следовала по вертикали Карениной, стараясь уловить и метафоризировать тонкую глубину трансформации ее состояний» — отпугнет от спектакля даже искушенного зрителя. Впрочем, театральные аннотации, которые ничего не объясняют, а только запутывают, – предмет отдельного разговора.
