29 и 30 марта, 23 и 24 апреля в театре «Сатирикон» – большая премьера. Константин Райкин ставит «Сирано де Бержерака». Причем в 90-е он сам играл главную роль в спектакле по ростановской пьесе, а теперь делегировал её двум молодым артистам – Даниилу Пугаёву и Ярославу Медведеву.
ДАНИИЛ ПУГАЁВ:
«Не бесконечный рэп-баттл»
Сирано в современном мире, в нашей реальности – кто он? Вопрос, на который пока, во всяком случае, я не могу найти для себя ответ. Понятно, что есть много примеров из мира литературы, все наши великие поэты – Пушкин, Есенин, Маяковский: в каждом есть что-то от Сирано, какая-то неуспокоенность, гений и потерянность этого гения во времени.
Наш «Сирано де Бержерак» – это 200 страниц стихотворного текста. Иногда возникает проза как шутливое отступление от автора, как некие наши вольности, иногда – перевод Щепкиной-Куперник вместо Соловьева, иногда – сатирические стихи Губермана, иногда – рэперские импровизации. То есть мы делаем некий микс. Но, мне кажется, это всё про одно – про огонь слова, про какой-то внутренний огонь, который есть у Сирано.
И это не будет бесконечный рэп-баттл. Мы несколько раз используем некое подобие рэпа, некоторые монологи Сирано и других героев перекладываем на речитатив, рэперскую читку. Но в целом рэпа немного – он применяется как краска, как ход. По стилистике и по теме спектакль не про это, он делает акцент не на баттлах, а на борьбе искусства и общественности.
«Борьба двух самолюбий»
Наша Роксана – не Принцесса Греза, а вполне реальная и понятная женщина, которая завертела-закрутила клубок отношений с поэтом Сирано и красавцем Кристианом. И вообще она здесь – центр. Именно она запускает карусель так называемых страстей, которые вокруг неё закручиваются.
Роксана понимает, что любит Сирано, не под конец, а сразу. Она знает, догадывается во всяком случае, что он – не Кристиан – пишет ей все эти стихи, письма. И только борьба двух самолюбий не позволяет открыться вовремя. Они доигрались до того, что человек погиб. Поняли, что слишком перегнули палку в этой игре, в этом квесте, который устроили друг другу.
Любовь – это вообще основная линия в нашем спектакле. Но не единственная. Как и в жизни, здесь много всего намешано: отношений художника и власти, человеческого достоинства, мужской дружбы, несовпадений со временем. В конце, когда Сирано умирает, он говорит: «Пришли мои враги, позвольте вам представить. Ложь, подлость, зависть, лицемерие». На протяжении всей жизни это сваливалось на нос Сирано. Где много восхищения, там много и злословия.
«Ричард III, но поэт»
От накладного носа мы не отказались. Но сделали акцент не столько на носе, сколько вообще на физическом облике. То есть будет некий собирательный образ уродства, но с внутренней красотой – условно говоря, Ричард III, но поэт.
«Выдающийся» нос – это какая-то внутренняя сила, какая-то двоякая особенность, за которую Сирано безумно любят и одновременно безумно ненавидят, как всех гениев. То есть она и одаривает и многое забирает. Из-за носа Сирано не может быть любим, как он считает, но в то же время очень мотивирован, чтобы себе, в первую очередь, доказать, что несмотря на некрасивость он что-то значит.
Например, в первом баттле с де Гишем он выдает тираду про то, что «мой нос такой-сякой, а ваш – вообще никакой», и, конечно, тут говорит гордость Сирано. Он находится состоянии экстаза: уже весь зал – его, все смотрят на него как на артиста номер один – и Роксана тоже. Стихи здесь пенятся, как шампанское Moet. Это делается легко, эффектно, как будто сам Дионис ведёт Сирано за руку, а он пуляет готовыми панчами.
В общем, когда дело касается войны и «волчьей стаи», нос выручает, а когда дело касается женского пола, это – проклятье.
«Проклятые поэты»
Обычно, когда готовишься к роли, хотя бы примерно понимаешь, на какие примеры, референсы опираться. Тут, скорее, собирательный образ поэта – мы в эту сторону разгоняем историю и фантазируем, используем поэтические тексты и титры, с проекцией пробуем работать. Мне кажется, это правильный путь, потому что он даёт ключик к Сирано. Если это просто талантливый человек – астроном, физик, химик, спортсмен, комсомолец, а ещё поэт и вообще «чемпион мира по гребле», – то получается общее место. Как это играть?
И мне кажется, заход через культуру текста современных поэтов, через рэперов – это «туда». Они же все равно чуть-чуть изгнанники, не избалованные властью, почестями. Все они, по сути, проклятые художники. И Сирано, конечно, проклят. Он знает, чем закончит. И страдает оттого, что не может по-другому. Не оттого, что не может это победить, а оттого, что сам с собой не может справиться, не может пойти на компромиссы, на сделку, согласиться на «пряники», которые предлагает де Гиш. Самоощущение Сирано – это чистая совесть, но со слезами на глазах.
«Парадоксальный юмор»
В России пьеса Ростана звучит, не как во Франции. Я не читал оригинал на французском, но мне кажется, что там, действительно, больше комедии. А здесь – больше боли. На русском языке сцена смерти Сирано звучит страшно. Режет, как лезвием, когда он прощается и, грубо говоря, уже просто достает из груди свое сердце.
Но мы же все-таки театр «Сатирикон» – и 75% «героической комедии», думаю, будет смешным. За счёт решения сцен, актёрских находок и ситуаций, в которые герои попадают. Не хочется делать сцены или однозначно фарсовыми, или однозначно трагическими – хочется находить парадоксальный юмор. Мне кажется, это вообще новый ключик к современному зрителю. Все привыкли к шаблонности, а мы попробуем чуть-чуть разметать привычное, «бить по щам», что называется – и, возможно, найти юмор там, где ему не место.
ЯРОСЛАВ МЕДВЕДЕВ:
«Больше, чем поэт»
В России пьеса Ростана стала «фиксатором времени», а во Франции никак не звучит, и мультик «Рататуй», где крыса всё делает за повара (благообразного, но бездарного), оставаясь в тени, точнее под колпаком, – это аллюзия на «Сирано де Бержерака», способ рассказать историю Сирано для французов. Дело же происходит во Франции, в ресторане высокой кухни.
Почему эта пьеса идеально легла на русскую почву? Наверно, потому что «поэт в России больше, чем поэт», как говорил Евгений Евтушенко. Кстати, Константин Аркадьевич показывал портреты артистов, которые пробовались на роль де Бержерака: Юрский, Ефремов, Высоцкий. Сам Эльдар Рязанов хотел снимать только Евтушенко. Но, конечно, Высоцкий был бы идеальным Сирано. Я нашёл в Ютубе запись, где он поёт под гитару «Двенадцатого мая прическу изменили вы. Мне кажется, сейчас я слышу хруст травы», – нейросеть сделала. И подумал: «Жаль, что это не состоялось…»
«Настасья Филипповна?»
Роксана – это катализатор, который, собственно, и запустил все процессы. Это как «Твин Пикс», понимаете? Мы же Лору Палмер не видим на экране, а всё из-за неё происходит... Здесь мы видим Роксану, в чем, конечно, огромный плюс. Когда мы думали, какая она – и умная, и красивая, и манкая, и властная, и сексуальная – вспомнили про Настасью Филипповну из «Идиота». Это женщина, которой все заболели. Поэтому в нашей истории не просто вопрос любви – один из главных, а вопрос «болезни»: она же принесла гибель Кристиану, гибель Сирано… Она – «реагент», который их проявляет.
Роксана любит Сирано изначально. Это решение Константина Аркадьевича, которому иногда что-то сопротивляется, но иногда что-то раскрывается с удвоенной силой. Быть вместе им мешает борьба самолюбий и непреодолимое чувство вины – кровь Кристиана на их руках. Но, безусловно, и «комплекс» Сирано – он и подумать не смеет, что Роксана может его любить, боится быть осмеянным, униженным и оскорблённым.
«На пределе»
Роксана – синтез ума и красоты, она, конечно, гораздо более цельная, если не сказать, совершенная и вообще собирающая вокруг себя, аккумулирующая энергию. А Сирано – скорее, «гвоздь торчащий». Но не думаю, что он просто «компенсирует» свой несчастный нос «истерической» храбростью. «Истерическая» – не самое точное слово. Предельная, я бы сказал. Сирано живёт на пределе – и как Цветаева – «на вдохе». Это сложно выразить, вообще сложно в психологическо-бытовом варианте рассматривать эту пьесу. Ну, подумайте, у Нельской башни он выходит один против сто человек – что это? Мягко говоря, вымысел, как сказали люди, которые преподают фехтование. Но Ростану нужны эти пиковые значения – поэт существует на «экстремумах». Он, конечно, предельный человек – предельных требований к себе, к обществу, к мирозданию.
«Словесные поединки»
Почему Сирано останавливает спектакль, где собралась вся элита? Спасает Роксану от общества де Гиша, устраивает разборку с её будущим женихом, но действует своим выморочным путём. Я себе это «подкладываю». Главный маячок для меня – конечно, она. Всё дело в Роксане, мне кажется, а не в том, что Сирано спасает публику от пошлости, выгоняет «театральщину» со сцены и хочет противопоставить ей свое острое, как шпага, слово.
Я бы не сказал, что мы рэп-баттлами заменили все словесные поединки. Есть несколько сцен, где мы читаем рэп, но это просто способ, которым мы притрагиваемся к тексту – и пытаемся его вскрыть. Просто форма рэп-баттла. Она провокативна, направлена на определённого человека и имеет прокаченную «мышцу», вообще мощный заряд. Но это не значит, что мы делаем спектакль про Гнойного и рэпера Славу КПСС.
«Притягательное уродство»
Мы с Константином Аркадьевичем долго думали, нужен накладной нос или нет, но в итоге нашли уродливый облик вообще. Сирано – урод, влюбившийся в первую красавицу. И это решение много даёт, очень греет. Здесь есть что-то средневековое, что-то страшное, как в истории Квазимодо и Эсмеральды. Потом, Сирано же боец – с перебитым носом, со шрамами. Я себе еще горб подложил. Может, к премьере найдём еще способы показать: что-то с Сирано не в порядке… Он – человек с большим изъяном, и нос – это выраженное уродство, но все-таки притягательное.
«На стыках»
«Солнечный» и «лунный» Сирано чередуются в пьесе, но вообще-то – живут в одном человеке. Тем и прекрасны литературные герои, как у Ростана, парадоксальные личности, в которых всё это уживается – и главная роль в свете софитов, и добровольный уход в тень, на роль суфлера. Это сложная фигура, как Гамлет, сложная «конструкция» человека, в котором сходятся контрасты.
Жанр «героическая комедия» – разве не парадокс? В Сирано проявляется и героическое, и комическое, причем на стыках это происходит. И видно, когда герой ломается при виде женщины. Когда готовится к свиданию, например, и надевает шутовскую маску. Константин Аркадьевич привёз свой розовый пиджак, в котором мало кто в здравом уме пройдётся по Москве. Мы нашли на репбазе галстук с театральными масками, чтобы поэт приоделся во всё «самое лучшее». Нафантазировали, что у Сирано вообще никогда не было женщин, поэтому он не знает, как быть с Роксаной. Эти стыки, они самые интересные, мне кажется, когда «чёрное» и «белое» не чередуются, а ломаются друг об друга. Жизнь, она же комична и в самые страшные моменты тоже. Мы стремимся, чтобы в спектакле это «заискрило».

«Не бесконечный рэп-баттл»
Сирано в современном мире, в нашей реальности – кто он? Вопрос, на который пока, во всяком случае, я не могу найти для себя ответ. Понятно, что есть много примеров из мира литературы, все наши великие поэты – Пушкин, Есенин, Маяковский: в каждом есть что-то от Сирано, какая-то неуспокоенность, гений и потерянность этого гения во времени.
Наш «Сирано де Бержерак» – это 200 страниц стихотворного текста. Иногда возникает проза как шутливое отступление от автора, как некие наши вольности, иногда – перевод Щепкиной-Куперник вместо Соловьева, иногда – сатирические стихи Губермана, иногда – рэперские импровизации. То есть мы делаем некий микс. Но, мне кажется, это всё про одно – про огонь слова, про какой-то внутренний огонь, который есть у Сирано.
И это не будет бесконечный рэп-баттл. Мы несколько раз используем некое подобие рэпа, некоторые монологи Сирано и других героев перекладываем на речитатив, рэперскую читку. Но в целом рэпа немного – он применяется как краска, как ход. По стилистике и по теме спектакль не про это, он делает акцент не на баттлах, а на борьбе искусства и общественности.
«Борьба двух самолюбий»
Наша Роксана – не Принцесса Греза, а вполне реальная и понятная женщина, которая завертела-закрутила клубок отношений с поэтом Сирано и красавцем Кристианом. И вообще она здесь – центр. Именно она запускает карусель так называемых страстей, которые вокруг неё закручиваются.
Роксана понимает, что любит Сирано, не под конец, а сразу. Она знает, догадывается во всяком случае, что он – не Кристиан – пишет ей все эти стихи, письма. И только борьба двух самолюбий не позволяет открыться вовремя. Они доигрались до того, что человек погиб. Поняли, что слишком перегнули палку в этой игре, в этом квесте, который устроили друг другу.
Любовь – это вообще основная линия в нашем спектакле. Но не единственная. Как и в жизни, здесь много всего намешано: отношений художника и власти, человеческого достоинства, мужской дружбы, несовпадений со временем. В конце, когда Сирано умирает, он говорит: «Пришли мои враги, позвольте вам представить. Ложь, подлость, зависть, лицемерие». На протяжении всей жизни это сваливалось на нос Сирано. Где много восхищения, там много и злословия.

От накладного носа мы не отказались. Но сделали акцент не столько на носе, сколько вообще на физическом облике. То есть будет некий собирательный образ уродства, но с внутренней красотой – условно говоря, Ричард III, но поэт.
«Выдающийся» нос – это какая-то внутренняя сила, какая-то двоякая особенность, за которую Сирано безумно любят и одновременно безумно ненавидят, как всех гениев. То есть она и одаривает и многое забирает. Из-за носа Сирано не может быть любим, как он считает, но в то же время очень мотивирован, чтобы себе, в первую очередь, доказать, что несмотря на некрасивость он что-то значит.
Например, в первом баттле с де Гишем он выдает тираду про то, что «мой нос такой-сякой, а ваш – вообще никакой», и, конечно, тут говорит гордость Сирано. Он находится состоянии экстаза: уже весь зал – его, все смотрят на него как на артиста номер один – и Роксана тоже. Стихи здесь пенятся, как шампанское Moet. Это делается легко, эффектно, как будто сам Дионис ведёт Сирано за руку, а он пуляет готовыми панчами.
В общем, когда дело касается войны и «волчьей стаи», нос выручает, а когда дело касается женского пола, это – проклятье.
«Проклятые поэты»
Обычно, когда готовишься к роли, хотя бы примерно понимаешь, на какие примеры, референсы опираться. Тут, скорее, собирательный образ поэта – мы в эту сторону разгоняем историю и фантазируем, используем поэтические тексты и титры, с проекцией пробуем работать. Мне кажется, это правильный путь, потому что он даёт ключик к Сирано. Если это просто талантливый человек – астроном, физик, химик, спортсмен, комсомолец, а ещё поэт и вообще «чемпион мира по гребле», – то получается общее место. Как это играть?
И мне кажется, заход через культуру текста современных поэтов, через рэперов – это «туда». Они же все равно чуть-чуть изгнанники, не избалованные властью, почестями. Все они, по сути, проклятые художники. И Сирано, конечно, проклят. Он знает, чем закончит. И страдает оттого, что не может по-другому. Не оттого, что не может это победить, а оттого, что сам с собой не может справиться, не может пойти на компромиссы, на сделку, согласиться на «пряники», которые предлагает де Гиш. Самоощущение Сирано – это чистая совесть, но со слезами на глазах.
«Парадоксальный юмор»
В России пьеса Ростана звучит, не как во Франции. Я не читал оригинал на французском, но мне кажется, что там, действительно, больше комедии. А здесь – больше боли. На русском языке сцена смерти Сирано звучит страшно. Режет, как лезвием, когда он прощается и, грубо говоря, уже просто достает из груди свое сердце.
Но мы же все-таки театр «Сатирикон» – и 75% «героической комедии», думаю, будет смешным. За счёт решения сцен, актёрских находок и ситуаций, в которые герои попадают. Не хочется делать сцены или однозначно фарсовыми, или однозначно трагическими – хочется находить парадоксальный юмор. Мне кажется, это вообще новый ключик к современному зрителю. Все привыкли к шаблонности, а мы попробуем чуть-чуть разметать привычное, «бить по щам», что называется – и, возможно, найти юмор там, где ему не место.

«Больше, чем поэт»
В России пьеса Ростана стала «фиксатором времени», а во Франции никак не звучит, и мультик «Рататуй», где крыса всё делает за повара (благообразного, но бездарного), оставаясь в тени, точнее под колпаком, – это аллюзия на «Сирано де Бержерака», способ рассказать историю Сирано для французов. Дело же происходит во Франции, в ресторане высокой кухни.
Почему эта пьеса идеально легла на русскую почву? Наверно, потому что «поэт в России больше, чем поэт», как говорил Евгений Евтушенко. Кстати, Константин Аркадьевич показывал портреты артистов, которые пробовались на роль де Бержерака: Юрский, Ефремов, Высоцкий. Сам Эльдар Рязанов хотел снимать только Евтушенко. Но, конечно, Высоцкий был бы идеальным Сирано. Я нашёл в Ютубе запись, где он поёт под гитару «Двенадцатого мая прическу изменили вы. Мне кажется, сейчас я слышу хруст травы», – нейросеть сделала. И подумал: «Жаль, что это не состоялось…»
«Настасья Филипповна?»
Роксана – это катализатор, который, собственно, и запустил все процессы. Это как «Твин Пикс», понимаете? Мы же Лору Палмер не видим на экране, а всё из-за неё происходит... Здесь мы видим Роксану, в чем, конечно, огромный плюс. Когда мы думали, какая она – и умная, и красивая, и манкая, и властная, и сексуальная – вспомнили про Настасью Филипповну из «Идиота». Это женщина, которой все заболели. Поэтому в нашей истории не просто вопрос любви – один из главных, а вопрос «болезни»: она же принесла гибель Кристиану, гибель Сирано… Она – «реагент», который их проявляет.
Роксана любит Сирано изначально. Это решение Константина Аркадьевича, которому иногда что-то сопротивляется, но иногда что-то раскрывается с удвоенной силой. Быть вместе им мешает борьба самолюбий и непреодолимое чувство вины – кровь Кристиана на их руках. Но, безусловно, и «комплекс» Сирано – он и подумать не смеет, что Роксана может его любить, боится быть осмеянным, униженным и оскорблённым.

Роксана – синтез ума и красоты, она, конечно, гораздо более цельная, если не сказать, совершенная и вообще собирающая вокруг себя, аккумулирующая энергию. А Сирано – скорее, «гвоздь торчащий». Но не думаю, что он просто «компенсирует» свой несчастный нос «истерической» храбростью. «Истерическая» – не самое точное слово. Предельная, я бы сказал. Сирано живёт на пределе – и как Цветаева – «на вдохе». Это сложно выразить, вообще сложно в психологическо-бытовом варианте рассматривать эту пьесу. Ну, подумайте, у Нельской башни он выходит один против сто человек – что это? Мягко говоря, вымысел, как сказали люди, которые преподают фехтование. Но Ростану нужны эти пиковые значения – поэт существует на «экстремумах». Он, конечно, предельный человек – предельных требований к себе, к обществу, к мирозданию.
«Словесные поединки»
Почему Сирано останавливает спектакль, где собралась вся элита? Спасает Роксану от общества де Гиша, устраивает разборку с её будущим женихом, но действует своим выморочным путём. Я себе это «подкладываю». Главный маячок для меня – конечно, она. Всё дело в Роксане, мне кажется, а не в том, что Сирано спасает публику от пошлости, выгоняет «театральщину» со сцены и хочет противопоставить ей свое острое, как шпага, слово.
Я бы не сказал, что мы рэп-баттлами заменили все словесные поединки. Есть несколько сцен, где мы читаем рэп, но это просто способ, которым мы притрагиваемся к тексту – и пытаемся его вскрыть. Просто форма рэп-баттла. Она провокативна, направлена на определённого человека и имеет прокаченную «мышцу», вообще мощный заряд. Но это не значит, что мы делаем спектакль про Гнойного и рэпера Славу КПСС.
«Притягательное уродство»
Мы с Константином Аркадьевичем долго думали, нужен накладной нос или нет, но в итоге нашли уродливый облик вообще. Сирано – урод, влюбившийся в первую красавицу. И это решение много даёт, очень греет. Здесь есть что-то средневековое, что-то страшное, как в истории Квазимодо и Эсмеральды. Потом, Сирано же боец – с перебитым носом, со шрамами. Я себе еще горб подложил. Может, к премьере найдём еще способы показать: что-то с Сирано не в порядке… Он – человек с большим изъяном, и нос – это выраженное уродство, но все-таки притягательное.
«На стыках»
«Солнечный» и «лунный» Сирано чередуются в пьесе, но вообще-то – живут в одном человеке. Тем и прекрасны литературные герои, как у Ростана, парадоксальные личности, в которых всё это уживается – и главная роль в свете софитов, и добровольный уход в тень, на роль суфлера. Это сложная фигура, как Гамлет, сложная «конструкция» человека, в котором сходятся контрасты.
Жанр «героическая комедия» – разве не парадокс? В Сирано проявляется и героическое, и комическое, причем на стыках это происходит. И видно, когда герой ломается при виде женщины. Когда готовится к свиданию, например, и надевает шутовскую маску. Константин Аркадьевич привёз свой розовый пиджак, в котором мало кто в здравом уме пройдётся по Москве. Мы нашли на репбазе галстук с театральными масками, чтобы поэт приоделся во всё «самое лучшее». Нафантазировали, что у Сирано вообще никогда не было женщин, поэтому он не знает, как быть с Роксаной. Эти стыки, они самые интересные, мне кажется, когда «чёрное» и «белое» не чередуются, а ломаются друг об друга. Жизнь, она же комична и в самые страшные моменты тоже. Мы стремимся, чтобы в спектакле это «заискрило».
