«This is a man's world», – полвека назад пел Джеймс Браун, но уже тогда в его словах ощущалась горькая ирония: мир принадлежит мужчинам, но они сами, эти многочисленные self-made man’ы, потерялись в капиталистической эпохе, а заодно потеряли в ней себя. Для искусства не в новинку препарировать противоречивое положение мужчины в современном мире, и на этот раз танцевальный коллектив «Jack’s Garret» вместе с режиссеркой Анной Дельцовой решил исследовать его в форме пластического спектакля.
Для резидентов театра «Практика» это уже вторая работа после более камерного «Наедине с собой» по стихотворениям Бродского, также в постановке Дельцовой. На этот раз коллектив обошёлся без литературной основы, сделав выбор в пользу оригинальной композиции. Перед нашими глазами проходит череда трагикомических ситуаций из жизни мужчин, в которых часто оказывается невозможно отделить внешнее от внутреннего, а реальность – от фантазий.
Невольно вспоминается другая постановка, деконструировавшая маскулинность на московской сцене – «Все пути ведут на север» Карин Понтьес и балета «Москва», в свое время удостоенная танцевальной «Золотой маски». С ней спектакль Дельцовой роднит как минимум уровень условности происходящего: четверо исполнителей оказываются собирательными образами, типажами мужчин последнего столетия, одетыми по усредненной моде и воспроизводящими на сцене соответствующие, почти ритуальные модели поведения.
Дельцова избегает какой бы то ни было конкретики в представлении героев. Поначалу четверо персонажей кажутся обезличенными и на первый взгляд представляют собой оболочку без содержания, в которую превратился капиталистический идеал успешного мужчины. Следы этого идеала можно разглядеть разве что в некоторых действиях героев – повторяющихся, неестественных – и в деловых костюмах, которые, кажется, им не по размеру. Но авторов спектакля гораздо больше интересует то, что скрывается вне «поля зрения» с его механическим воспроизведением социальных ролей.
Вместо декораций – световое оформление. Прямоугольник света посреди сцены становится условным пространством патриархатных иерархий, переполненным лифтом, переносящим мужчин на другой этаж, а, может быть, – в иной социальный слой. И когда каждый из героев поочередно начнет чихать в замкнутом пространстве, этот всесторонне регламентированный микрокосм окажется на мгновение выведен из равновесия. Реакция окружающей «матрицы» не заставит себя ждать – ведь системе нужно как можно скорее восстановить нарушенный порядок вещей, «вывихнув» человека в нужную для общества сторону.
Показывая отношения власти, коллективные номера вскрывают важную для спектакля антитезу внутреннего и внешнего я. Иногда исполнители меняются ролями в пределах одной сцены, что создает ощущение конвейера, в котором одни поочередно подчиняют движения других и идут по головам или, напротив, вынуждены подстраиваться под большинство. Но в сольных танцах героев мы увидим нечто совсем иное, что зреет внутри них, и что уже вряд ли удастся скрыть.
В своем исследовании мужской души коллектив делает ставку на пластику исполнителей и в общем-то только на нее. Спектакль создавался в лабораторном формате, и все четверо танцоров, наряду с Дельцовой, указаны в качестве хореографов спектакля. Нарочитая «безликость» их сценических образов не мешает исполнителям наделить своих персонажей отличительными чертами и тем самым сделать их ближе к зрителю, показать, что внутри безжизненно-деловых костюмов все еще остается человек.
Помимо отсутствия декораций, вскоре замечаешь и минимум реквизита. Немногочисленные объекты, появляющиеся на сцене, несут скорее символическое значение. Единственная константа спектакля – красные резиновые мячики, с которыми взаимодействуют герои и которые воплощают в себе нечто сокровенное, до поры до времени скрытое от чужих глаз.
Минимализм оформления призван открыть, «расчистить» пространство для действия. Хореография объединяет элементы множества танцевальных направлений с гэгами, будто вдохновленными немыми комедиям Чарли Чаплина и Бастера Китона. А подбор композиций в диапазоне от «Гимнопедий» Эрика Сати до техно-экспериментов Aphex Twin еще раз подчеркивает вневременной характер происходящего.
Однако мастерство исполнителей и оригинальность некоторых сценических решений не дают отвлечься от обратной стороны хореографии спектакля: та подчас оказывается перегружена значениями и просто не оставляет зрителю шанса сфокусироваться на своих эмоциях. Это ощущение навязанных интерпретаций неуловимо преследует во время просмотра, мешая подключиться к зарождающемуся в зале коллективному переживанию. Исполнители демонстрируют мастерство техники, но как будто почти не выходят за ее границы – и только изредка им удается стать проводниками концентрированного чувства.
Вообще «Вне поля зрения» ощущается, скорее, набором эпизодов, чем единой историей, прослеживаемым режиссерским замыслом. Несмотря на это, спектаклю трудно отказать в удачной попытке поговорить со зрителем о двойственности нашей реальности и укорененного в ней человека. В коллективных танцах-действах всегда будут правила рынка, будет ведомый и тот, кто ведет – но «наедине с собой» в поле зрения героев окажется нечто такое, после чего они уже вряд ли задержатся в световом прямоугольнике репрессивного социума. Все эти мужчины похожи друг на друга, но у каждого из них свой собственный груз, свой собственный резиновый мячик, с которым, хотят они того или нет, теперь придется жить.
У этих грустно-смешных людей в костюмах остается только танец. Как подчинение – но уже не доминирующим патриархатным нормам, а внутреннему стремлению к свободе. Как единственный канал для коммуникации с собой, друг с другом и зрителем, молчаливо застывшим здесь и сейчас. И, наконец, как возможность – пусть в рамках сцены, времени, режиссерского замысла – ненадолго вернуться к естественному, но полузабытому состоянию гармонии и человеческого единения.
Для резидентов театра «Практика» это уже вторая работа после более камерного «Наедине с собой» по стихотворениям Бродского, также в постановке Дельцовой. На этот раз коллектив обошёлся без литературной основы, сделав выбор в пользу оригинальной композиции. Перед нашими глазами проходит череда трагикомических ситуаций из жизни мужчин, в которых часто оказывается невозможно отделить внешнее от внутреннего, а реальность – от фантазий.
Невольно вспоминается другая постановка, деконструировавшая маскулинность на московской сцене – «Все пути ведут на север» Карин Понтьес и балета «Москва», в свое время удостоенная танцевальной «Золотой маски». С ней спектакль Дельцовой роднит как минимум уровень условности происходящего: четверо исполнителей оказываются собирательными образами, типажами мужчин последнего столетия, одетыми по усредненной моде и воспроизводящими на сцене соответствующие, почти ритуальные модели поведения.
Дельцова избегает какой бы то ни было конкретики в представлении героев. Поначалу четверо персонажей кажутся обезличенными и на первый взгляд представляют собой оболочку без содержания, в которую превратился капиталистический идеал успешного мужчины. Следы этого идеала можно разглядеть разве что в некоторых действиях героев – повторяющихся, неестественных – и в деловых костюмах, которые, кажется, им не по размеру. Но авторов спектакля гораздо больше интересует то, что скрывается вне «поля зрения» с его механическим воспроизведением социальных ролей.Вместо декораций – световое оформление. Прямоугольник света посреди сцены становится условным пространством патриархатных иерархий, переполненным лифтом, переносящим мужчин на другой этаж, а, может быть, – в иной социальный слой. И когда каждый из героев поочередно начнет чихать в замкнутом пространстве, этот всесторонне регламентированный микрокосм окажется на мгновение выведен из равновесия. Реакция окружающей «матрицы» не заставит себя ждать – ведь системе нужно как можно скорее восстановить нарушенный порядок вещей, «вывихнув» человека в нужную для общества сторону.
Показывая отношения власти, коллективные номера вскрывают важную для спектакля антитезу внутреннего и внешнего я. Иногда исполнители меняются ролями в пределах одной сцены, что создает ощущение конвейера, в котором одни поочередно подчиняют движения других и идут по головам или, напротив, вынуждены подстраиваться под большинство. Но в сольных танцах героев мы увидим нечто совсем иное, что зреет внутри них, и что уже вряд ли удастся скрыть.
В своем исследовании мужской души коллектив делает ставку на пластику исполнителей и в общем-то только на нее. Спектакль создавался в лабораторном формате, и все четверо танцоров, наряду с Дельцовой, указаны в качестве хореографов спектакля. Нарочитая «безликость» их сценических образов не мешает исполнителям наделить своих персонажей отличительными чертами и тем самым сделать их ближе к зрителю, показать, что внутри безжизненно-деловых костюмов все еще остается человек. Помимо отсутствия декораций, вскоре замечаешь и минимум реквизита. Немногочисленные объекты, появляющиеся на сцене, несут скорее символическое значение. Единственная константа спектакля – красные резиновые мячики, с которыми взаимодействуют герои и которые воплощают в себе нечто сокровенное, до поры до времени скрытое от чужих глаз.Минимализм оформления призван открыть, «расчистить» пространство для действия. Хореография объединяет элементы множества танцевальных направлений с гэгами, будто вдохновленными немыми комедиям Чарли Чаплина и Бастера Китона. А подбор композиций в диапазоне от «Гимнопедий» Эрика Сати до техно-экспериментов Aphex Twin еще раз подчеркивает вневременной характер происходящего.
Однако мастерство исполнителей и оригинальность некоторых сценических решений не дают отвлечься от обратной стороны хореографии спектакля: та подчас оказывается перегружена значениями и просто не оставляет зрителю шанса сфокусироваться на своих эмоциях. Это ощущение навязанных интерпретаций неуловимо преследует во время просмотра, мешая подключиться к зарождающемуся в зале коллективному переживанию. Исполнители демонстрируют мастерство техники, но как будто почти не выходят за ее границы – и только изредка им удается стать проводниками концентрированного чувства.
Вообще «Вне поля зрения» ощущается, скорее, набором эпизодов, чем единой историей, прослеживаемым режиссерским замыслом. Несмотря на это, спектаклю трудно отказать в удачной попытке поговорить со зрителем о двойственности нашей реальности и укорененного в ней человека. В коллективных танцах-действах всегда будут правила рынка, будет ведомый и тот, кто ведет – но «наедине с собой» в поле зрения героев окажется нечто такое, после чего они уже вряд ли задержатся в световом прямоугольнике репрессивного социума. Все эти мужчины похожи друг на друга, но у каждого из них свой собственный груз, свой собственный резиновый мячик, с которым, хотят они того или нет, теперь придется жить.У этих грустно-смешных людей в костюмах остается только танец. Как подчинение – но уже не доминирующим патриархатным нормам, а внутреннему стремлению к свободе. Как единственный канал для коммуникации с собой, друг с другом и зрителем, молчаливо застывшим здесь и сейчас. И, наконец, как возможность – пусть в рамках сцены, времени, режиссерского замысла – ненадолго вернуться к естественному, но полузабытому состоянию гармонии и человеческого единения.
