Летом прошлого года, в день 85-летия Всеволода Шиловского, на театральной карте Москвы появилось новое название – Театр-студия, которая носит имя Всеволода Николаевича. Именно студия стала главной темой нашего интервью. К разговору о ней художественный руководитель подготовился основательно и начал издалека.
– Я прошел Школу-студию МХАТ, это примерно 500 человек на место, – рассказывает Всеволод Шиловский. – Был принят в Художественный театр, где 30 лет прослужил бок о бок с гениальными артистами, и одновременно как педагог в Школу-студию МХАТ. От ролей в кино я принципиально отказывался. А потом Московский художественный академический театр СССР им. Горького рухнул. Впоследствии даже очень дорогую для мхатовцев букву «А», что значит «академический», убрали. Я ушел и из театра, и из Школы-студии, где уже было много учеников. Отдал себя кинематографу, который несмотря на серьезный возраст в 42 года принял так, будто я там сто лет в обед. Накопилось 130 ролей, колоссальное количество фильмов – «Кодекс бесчестия», «Блуждающие звезды», первый в СССР сериал «День за днем» и т.д.
Потом меня уговорили взять мастерскую во ВГИКе. Я четверть века там проработал, выпустил колоссальное количество моих любимых учеников. Работал так, как со мной работали мастера: что бы ни было, без всяких выходных, я занимался с ними мастерством – только тогда ты выращиваешь индивидуальность. Мои ученики были настолько успешными, что зритель на нашу маленькую сцену просто валил. По инициативе студентов вывозили наши спектакли на более большие площадки. Однажды даже поехали на Кипр. И везде большой успех. Я понял, что мне нужно добиться хотя бы маленького домика для моих талантливых учеников. Тем более, был уже репертуар.
– Дипломные спектакли?
– Да, которых во ВГИКе было уже 13. Все играбельные, любимые зрителем. Я обратился к человеку, который всегда меня поздравлял с днем рождения, дарил подарки – мэру Москвы Сергею Собянину. Сказал, что таланты пропадают. И свершилось чудо! Значит, человек по-настоящему ценит искусство. Я получил грант – достаточный, чтобы построить театр, который я хотел – по образцу студий при старом Художественном театре. На правилах этики того театра выстроена и этика Московской студии Всеволода Шиловского.
– Что она собой представляет?
– Прежде всего, она касается поведения. Никаких звездных закидонов. Наша труппа – это единый коллектив, который помогает друг другу в работе. Конечно, этика регулирует отношение к нашему незащищенному мастерству, потому что беззащитнее актера вообще нет профессии. Ты же зависим от репертуара, от режиссера, от зрителя, от уборщицы, от гримера… Это каторжный труд. Но если я в своем возрасте 10-12 часов спокойно работаю и в семи спектаклях занят как артист, то при мне трудно сказать «ой, я устал», потому что я не устаю – это моя жизнь.
– А что раньше было на месте вашей студии?
– Разрушенный грязный подвал. Трудно представить, что из той жуткой ямы получилось такое гнездышко искусства. Когда зритель входит, он попадает в атмосферу уюта, на входе видит портрет маленького мальчика – меня за несколько месяцев до войны – в зале на расстоянии вытянутой руки для него играют артисты. Значит что? Врать нельзя. Артисты старого Художественного театра – Качалов, Чехов, Станиславский, Книппер – всегда играли как последний раз в жизни. С такой же отдачей мои коллеги и я проводят каждый спектакль.
У меня есть хорошие примеры друзей, которые создали свои студии. Допустим, Петр Фоменко и Олег Табаков. Они воспитали много талантливых артистов, которые продолжают дело их жизни. Хочется верить, что наш театр-студию ждет такая же судьба.
– За время преподавания у вас было очень много учеников, но не все стали частью студии. По какому принципу выбирали?
– Это только интуиция педагога. Угадаешь, что есть витамин Т (талант) – значит берешь. Хотя некоторых можно и не разглядеть, бывают ошибки. Ведь счастье актера в чем? Найти педагога и режиссера, которые разглядят в тебе алмаз, нуждающийся в огранке. Чем больше актер, тем талантливее ему нужен режиссер, чтобы поворачивать нужными гранями.
Моя однокурсница Галина Соколова была и потрясающим педагогом (вся молодежь «Современника» за ней бегала), и талантливой актрисой, и автором многих сказок. Мы с ней вместе поступали. На вступительных она читала басню «Стрекоза и Муравей». Читала со своим видением: Муравей плохой, а Стрекоза хорошая. Вся комиссия просто упала от смеха. Но это было талантливо, оправдано ею. Мастер Василий Осипович Топорков говорит: «Голубушка, а можете так, чтобы Стрекоза была, так сказать, отрицательной, а Муравей положительным?» Она в слезы, истерика. Успокоили. Прочитала так, как надо, и опять все смеялись. Вот это талант.
– Если возвращаться к труппе вашего театра, кого из своих студентов вы пригласили? Студентов последних выпусков?
– Разных выпусков. Как сказал мой друг Аристарх Ливанов, посмотрев нашу «Зойкину квартиру»: «Сев, ты знаешь, я в жизни что-то просмотрел». Потому что у меня действительно уникальное собрание артистов. Роль Зойки играют три актрисы, одна из них – трехкратная чемпионка мира по танцам. Я сначала не хотел ее брать. Уговорила, плакала: «Возьмите, я не подведу». Оказалась невероятно трудолюбивой. Вообще, у каждого моего артиста колоссальный диапазон в ролях. Например, Вика Пархоменко в одном спектакле играет древнюю старуху, а в другом – женщину легкого поведения. Зал просто в восторге! Она у нас еще прессой занимается, разными договорами, гастролями...
– Многие ваши артисты вечерами играют спектакли, а днем решают административные вопросы театра?
– Конечно. Директор нашей студии Константин Хромушкин – замечательный артист. В «Зойкиной квартире» он играет графа, а в «Особняке на Рублевке» – убийцу. Глеб, который сейчас ставит декорации, – это дядя Ваня в одноименном спектакле. А еще он наш заведующий труппой и составитель репертуара на месяцы вперед. Это очень трудоемкое занятие.
– Сколько спектаклей вы играете в течение недели?
– Почти каждый вечер. Еще в аренду сдаем помещение, чтобы заработать.
– Каких успехов театр-студия смогла достичь за почти год работы?
– Колоссального успеха на гастролях. На фестивале патриотического кино «Малая земля» в Новороссийске, куда мы привозили наш спектакль, зал аплодировал стоя. Это были два дня нашего громадного успеха. Весной мы снова едем в Новороссийск, а оттуда – в Геленджик и Краснодар. Нас уже ждут. Я уже не говорю про Смоленск, где в 17-й раз проходит фестиваль «Золотой Феникс», президентом которого я являюсь. Туда мы тоже привозим спектакли. Еще Рязань посетили с громадным успехом. И знаете, что я заметил? Зритель соскучился по настоящему. Режиссерскими штучками он уже пресытился.
– В репертуаре у вас, помимо классики, много современных авторов...
– Да, рядом с Булгаковым, Чеховым, Гоголем и лучшими авторами западной и советской литературы у нас современные драматурги. Один Поляков чего стоит. Я поставил три спектакля по его пьесам: «Чемоданчик», «Одноклассники» и «Особняк на Рублевке». Эти спектакли у нас идут на ура. Или допустим «Восемь женщин». Я их ставил еще во МХАТе, но Фурцева не пропустила. А здесь думаю: «Почему мне с моими актрисами не возобновить этот спектакль?» Интуиция не подвела – каждый раз аншлаг. «Он. Она. Окно. Покойник» – само название привлекает, а «Зойкина квартира» – вообще мое хулиганство.
– Вы назвали свой театр «Студией Всеволода Шиловского». Что слово «студия» в названии вам дает?
– Это право на эксперимент. Мы, например, сделали такое озорство на Новый год для детей – мамы были в восторге. А кто главные? Мамы же, не дети. Они сказали: «Мы только к вам будем ходить».
– Что же вы такое сделали?
– Ребята сами сделали очень интересное, емкое шоу. Оно начинается в фойе, продолжается на сцене со всякими техническими штучками.
Вообще, все наши будущие работы – это тоже эксперименты. Иначе ты не двинешься вперед. Я всегда говорю, что очень мало знаю, всегда хочу большего. Мои коллеги понимают, что это не просто слова. Я у них учусь, потому что если я хотя бы на миллиметр не впереди, то мне надо уйти в сторону и не мешать.
– Над какими спектаклями работаете сейчас?
– Про это нельзя говорить, я человек суеверный.
– Тогда расскажите про премьеры, которые уже вышли.
– Мы много работали над возобновлением спектаклей. Это самое трудное, потому что каждую постановку приходится заново рожать. Самые мощные возобновления из недавних – «Одноклассники» и «Отель двух миров» с новыми исполнителями, а еще «Блэз». Это потрясающая пьеса, у меня там одну роль играл очень талантливый Артем Щукин. Он ушел сейчас в другую профессию – стал фокусником и вошел в десятку мира, можете представить? Его отец в Саратове создал театр фокусов «Самокат», которому уже больше 40 лет. Так вот, Артем очень смешно репетировал в «Блэзе» вместе с молодой актрисой, которая должна была играть испанку. Я ее гнобил со страшной силой. В одну из репетиций высовывается Артем и говорит: «Всеволод Николаевич, не гнобите». Она высовывается и говорит: «Пускай гнобит, пускай гнобит!» Почему? Она понимала, что я делаю это, чтобы у нее все получилось.
– То есть вы строгий режиссер и педагог?
– Я деспот. Мои коллеги и ученики знают: во мне два человека. В жизни помогу всем, чем угодно, но в работе никаких компромиссов быть не может.
– Я прошел Школу-студию МХАТ, это примерно 500 человек на место, – рассказывает Всеволод Шиловский. – Был принят в Художественный театр, где 30 лет прослужил бок о бок с гениальными артистами, и одновременно как педагог в Школу-студию МХАТ. От ролей в кино я принципиально отказывался. А потом Московский художественный академический театр СССР им. Горького рухнул. Впоследствии даже очень дорогую для мхатовцев букву «А», что значит «академический», убрали. Я ушел и из театра, и из Школы-студии, где уже было много учеников. Отдал себя кинематографу, который несмотря на серьезный возраст в 42 года принял так, будто я там сто лет в обед. Накопилось 130 ролей, колоссальное количество фильмов – «Кодекс бесчестия», «Блуждающие звезды», первый в СССР сериал «День за днем» и т.д.
Потом меня уговорили взять мастерскую во ВГИКе. Я четверть века там проработал, выпустил колоссальное количество моих любимых учеников. Работал так, как со мной работали мастера: что бы ни было, без всяких выходных, я занимался с ними мастерством – только тогда ты выращиваешь индивидуальность. Мои ученики были настолько успешными, что зритель на нашу маленькую сцену просто валил. По инициативе студентов вывозили наши спектакли на более большие площадки. Однажды даже поехали на Кипр. И везде большой успех. Я понял, что мне нужно добиться хотя бы маленького домика для моих талантливых учеников. Тем более, был уже репертуар.
– Дипломные спектакли?
– Да, которых во ВГИКе было уже 13. Все играбельные, любимые зрителем. Я обратился к человеку, который всегда меня поздравлял с днем рождения, дарил подарки – мэру Москвы Сергею Собянину. Сказал, что таланты пропадают. И свершилось чудо! Значит, человек по-настоящему ценит искусство. Я получил грант – достаточный, чтобы построить театр, который я хотел – по образцу студий при старом Художественном театре. На правилах этики того театра выстроена и этика Московской студии Всеволода Шиловского.
– Что она собой представляет?
– Прежде всего, она касается поведения. Никаких звездных закидонов. Наша труппа – это единый коллектив, который помогает друг другу в работе. Конечно, этика регулирует отношение к нашему незащищенному мастерству, потому что беззащитнее актера вообще нет профессии. Ты же зависим от репертуара, от режиссера, от зрителя, от уборщицы, от гримера… Это каторжный труд. Но если я в своем возрасте 10-12 часов спокойно работаю и в семи спектаклях занят как артист, то при мне трудно сказать «ой, я устал», потому что я не устаю – это моя жизнь.
– А что раньше было на месте вашей студии?
– Разрушенный грязный подвал. Трудно представить, что из той жуткой ямы получилось такое гнездышко искусства. Когда зритель входит, он попадает в атмосферу уюта, на входе видит портрет маленького мальчика – меня за несколько месяцев до войны – в зале на расстоянии вытянутой руки для него играют артисты. Значит что? Врать нельзя. Артисты старого Художественного театра – Качалов, Чехов, Станиславский, Книппер – всегда играли как последний раз в жизни. С такой же отдачей мои коллеги и я проводят каждый спектакль.
У меня есть хорошие примеры друзей, которые создали свои студии. Допустим, Петр Фоменко и Олег Табаков. Они воспитали много талантливых артистов, которые продолжают дело их жизни. Хочется верить, что наш театр-студию ждет такая же судьба.
– За время преподавания у вас было очень много учеников, но не все стали частью студии. По какому принципу выбирали?
– Это только интуиция педагога. Угадаешь, что есть витамин Т (талант) – значит берешь. Хотя некоторых можно и не разглядеть, бывают ошибки. Ведь счастье актера в чем? Найти педагога и режиссера, которые разглядят в тебе алмаз, нуждающийся в огранке. Чем больше актер, тем талантливее ему нужен режиссер, чтобы поворачивать нужными гранями.
Моя однокурсница Галина Соколова была и потрясающим педагогом (вся молодежь «Современника» за ней бегала), и талантливой актрисой, и автором многих сказок. Мы с ней вместе поступали. На вступительных она читала басню «Стрекоза и Муравей». Читала со своим видением: Муравей плохой, а Стрекоза хорошая. Вся комиссия просто упала от смеха. Но это было талантливо, оправдано ею. Мастер Василий Осипович Топорков говорит: «Голубушка, а можете так, чтобы Стрекоза была, так сказать, отрицательной, а Муравей положительным?» Она в слезы, истерика. Успокоили. Прочитала так, как надо, и опять все смеялись. Вот это талант.
– Если возвращаться к труппе вашего театра, кого из своих студентов вы пригласили? Студентов последних выпусков?– Разных выпусков. Как сказал мой друг Аристарх Ливанов, посмотрев нашу «Зойкину квартиру»: «Сев, ты знаешь, я в жизни что-то просмотрел». Потому что у меня действительно уникальное собрание артистов. Роль Зойки играют три актрисы, одна из них – трехкратная чемпионка мира по танцам. Я сначала не хотел ее брать. Уговорила, плакала: «Возьмите, я не подведу». Оказалась невероятно трудолюбивой. Вообще, у каждого моего артиста колоссальный диапазон в ролях. Например, Вика Пархоменко в одном спектакле играет древнюю старуху, а в другом – женщину легкого поведения. Зал просто в восторге! Она у нас еще прессой занимается, разными договорами, гастролями...
– Многие ваши артисты вечерами играют спектакли, а днем решают административные вопросы театра?
– Конечно. Директор нашей студии Константин Хромушкин – замечательный артист. В «Зойкиной квартире» он играет графа, а в «Особняке на Рублевке» – убийцу. Глеб, который сейчас ставит декорации, – это дядя Ваня в одноименном спектакле. А еще он наш заведующий труппой и составитель репертуара на месяцы вперед. Это очень трудоемкое занятие.
– Сколько спектаклей вы играете в течение недели?
– Почти каждый вечер. Еще в аренду сдаем помещение, чтобы заработать.
– Каких успехов театр-студия смогла достичь за почти год работы?
– Колоссального успеха на гастролях. На фестивале патриотического кино «Малая земля» в Новороссийске, куда мы привозили наш спектакль, зал аплодировал стоя. Это были два дня нашего громадного успеха. Весной мы снова едем в Новороссийск, а оттуда – в Геленджик и Краснодар. Нас уже ждут. Я уже не говорю про Смоленск, где в 17-й раз проходит фестиваль «Золотой Феникс», президентом которого я являюсь. Туда мы тоже привозим спектакли. Еще Рязань посетили с громадным успехом. И знаете, что я заметил? Зритель соскучился по настоящему. Режиссерскими штучками он уже пресытился.
– В репертуаре у вас, помимо классики, много современных авторов...
– Да, рядом с Булгаковым, Чеховым, Гоголем и лучшими авторами западной и советской литературы у нас современные драматурги. Один Поляков чего стоит. Я поставил три спектакля по его пьесам: «Чемоданчик», «Одноклассники» и «Особняк на Рублевке». Эти спектакли у нас идут на ура. Или допустим «Восемь женщин». Я их ставил еще во МХАТе, но Фурцева не пропустила. А здесь думаю: «Почему мне с моими актрисами не возобновить этот спектакль?» Интуиция не подвела – каждый раз аншлаг. «Он. Она. Окно. Покойник» – само название привлекает, а «Зойкина квартира» – вообще мое хулиганство.
– Вы назвали свой театр «Студией Всеволода Шиловского». Что слово «студия» в названии вам дает?
– Это право на эксперимент. Мы, например, сделали такое озорство на Новый год для детей – мамы были в восторге. А кто главные? Мамы же, не дети. Они сказали: «Мы только к вам будем ходить».
– Что же вы такое сделали?
– Ребята сами сделали очень интересное, емкое шоу. Оно начинается в фойе, продолжается на сцене со всякими техническими штучками.
Вообще, все наши будущие работы – это тоже эксперименты. Иначе ты не двинешься вперед. Я всегда говорю, что очень мало знаю, всегда хочу большего. Мои коллеги понимают, что это не просто слова. Я у них учусь, потому что если я хотя бы на миллиметр не впереди, то мне надо уйти в сторону и не мешать.
– Над какими спектаклями работаете сейчас?
– Про это нельзя говорить, я человек суеверный.
– Тогда расскажите про премьеры, которые уже вышли.
– Мы много работали над возобновлением спектаклей. Это самое трудное, потому что каждую постановку приходится заново рожать. Самые мощные возобновления из недавних – «Одноклассники» и «Отель двух миров» с новыми исполнителями, а еще «Блэз». Это потрясающая пьеса, у меня там одну роль играл очень талантливый Артем Щукин. Он ушел сейчас в другую профессию – стал фокусником и вошел в десятку мира, можете представить? Его отец в Саратове создал театр фокусов «Самокат», которому уже больше 40 лет. Так вот, Артем очень смешно репетировал в «Блэзе» вместе с молодой актрисой, которая должна была играть испанку. Я ее гнобил со страшной силой. В одну из репетиций высовывается Артем и говорит: «Всеволод Николаевич, не гнобите». Она высовывается и говорит: «Пускай гнобит, пускай гнобит!» Почему? Она понимала, что я делаю это, чтобы у нее все получилось.
– То есть вы строгий режиссер и педагог?
– Я деспот. Мои коллеги и ученики знают: во мне два человека. В жизни помогу всем, чем угодно, но в работе никаких компромиссов быть не может.
