«Добрый вечер!» — на сцену выходит интеллигентный юноша в очках и неловко откашливается. Смущенно улыбаясь, он достаёт потрёпанную тетрадку и, сбиваясь, начинает рассказ.
Роль Ивана Шевченко — абсолютно противоположные по судьбе врачи, удивительно похожие по характеру. Сейчас он Бомгард, сомневающийся, стоит ли обнародовать дневник доктора Полякова, «тело которого уже давно съедено червями». Это уже не записки рутинных будней в сельской глуши, а история болезни. Самой страшной и пугающей: наркотической зависимости, постепенно убивающей не только тело, но и душу.
На сцене три стены, алюминиевый стол и зелёная лампа. В этих декорациях всего два артиста, но героев — неисчислимое множество. Владислава Пащенко — многоликая, многоголосая Геката в мире Булгакова. В чёрном платье она почти сливается с темнотой слабоосвещённой сцены. Но как только начинает звучать вьюга, её голос становится почти физически осязаем. Сейчас она — не только бушующая стихия, но и внутренний голос каждого из врачей. Этот голос ведёт диалог с Поляковым, насмешливо озвучивая простейшую истину, которую тот, упрямо сжимая кулаки, признавать не хочет: расставание с «Амнерис» было закономерным. Актриса принимает личину египетской принцессы, погружая Полякова в состояние, подобное трансу — он зацикливается на своих страданиях, не в силах сосредоточиться на работе. В истории этого врача не будет ни слова о пациентах — только деградация личности. Прямая спина и строгий костюм сменяются согнутой спиной и обликом неандертальца, длинные монологи — отрывистыми словосочетаниями. Зелёный свет лампы, падающий на лицо, уже в самом начале предвещает страшный конец, делая лицо восковым и неживым.
Доктор Бомгард, напротив, волнуется о будущем своих пациентов. Нервный, как и Поляков, но от другой безысходности: изнеженный столицей вчерашний студент попал в далёкий уезд, где незнакомого гораздо больше, чем привычного. Он старается осознать, что от него теперь зависят жизни. Внутренний голос (вновь — Владислава Пащенко) иронично замечает, что реальность сильно отличается от учебников, не только озвучивая мысли Бомгарда, но и становясь воплощением провидческой Судьбы. Этого врача ждет непростое, но яркое будущее, подобное плавно разгорающемуся пламени свечи. Сейчас он не осознаёт этого, сидя недвижимо. В мягком желтоватом свете Бомгард напоминает мумию, иссушенную и истлевшую.
Поляков быстро потухает, как спичка. В попытках убежать от призрака бывшей любви, всегда его преследующего, он пристращается к морфию и приносит боль не только себе, но и Анне К. (вновь в лице Владиславы Пащенко) — той, кто дала ему первую дозу в стремлении облегчить страдания физические. Попытка реагировать на всё со врачебным цинизмом сменяется глупой эйфорией: «Если бы я не был испорчен медицинским образованием, то считал бы, что человек способен работать только под морфием!» На его ломку по-настоящему жутко смотреть: богатая мимика артиста сменяет несколько выражений за миг, а зелёная лампа освещает совсем безжизненное лицо. Из неловкого меланхолика Поляков становится жестоким, слабовольным полутрупом. Кажется, что в таком состоянии невозможно существовать, но он рушит стены, обливается водой и отчаянно стучит в алюминиевый грохочущий операционный стол. Всё ради одного — достать очередную дозу. Заменить морфий кокаином было явно не лучшей идеей: «стать победителем», как уверяют в песне на фоне, не получилось. Только ещё больше запутаться в своей жизни, осознать стремительное падение вниз — и начать вести дневник, как ту самую «историю болезни» человеческого духа и разума.
Жизнь Бомгарда складывается не в пример лучше — он, пройдя инициацию первой операцией, становится уважаемым человеком. Поток пациентов нескончаем, каждого из них озвучивает Владислава Пащенко. Их голоса эхом отдаются в разуме врача, невольно заставляя задуматься: а не увлёкся ли он морфием? Но это лишь эйфория от осознания своей важности. Но стоит ему только возгордиться, и Судьба жестоко спускает с небес на землю. Он истерически смеётся над собственной ошибкой, но не делает её главной трагедией — и это принципиальная разница между Бомгардом и Поляковым. Жизненные неурядицы из одного делают взрослого, мудрого человека, а другого подавляют.
Постепенно безликая Судьба превращается в хрестоматийную Смерть из балета Пети. Она наблюдает за Поляковым, её комментарии — реквием угасшему духу и едва живущему телу. Бомгард всё больше уходит в эйфорические мечтания о будущем и образы двух врачей сливаются воедино — они почти неотделимы друг от друга, как два варианта одной жизни. Один находится в наркотических мечтах, другой отрешается от мира в своей гордости. На двоих у них одно нездешнее выражение лица и внутренний надлом внутри — только один борется со своим внутренним чувством неполноценности, а другой — нет.
Смерть забирает того Юношу, что не может совладать с собой и теряется в наркотических грёзах. Причина его отчаяния не только девушка, но и невероятная духовная слабость — именно поэтому он фактически идёт на добровольное самоубийство. Зрителю даже не показана его гибель — она столь ничтожна, что может вызвать эмоции лишь в червях, которые съедят его тело. Бомгард лишь констатирует сухую дату, впрочем, быстро перестающую быть значимой. Вновь завывает вьюга — и на сей раз не просто мощь голоса актрисы, а загробная песнь Банши, неуловимо напоминающая арию из оперы «Аида».
Эта постановка, пожалуй, лучшая антиреклама наркотиков. Показав всю ничтожность внутренней слабости, она олицетворяет собой падение одного человека, его саморастление. Другой же — гений — тоже не вполне счастлив, но берёт обуревающие эмоции под контроль. В сущности, два одинаковых человека — Бомгард и Поляков — но у одного из них хватило сил растоптать свои страхи и слабости, у другого — только найти лёгкий путь к эйфории и лёгкости.
Об авторе: Ксения Синицина — блогер, пишет о театральной жизни Москвы, Санкт-Петербурга и регионов. Живет в Рязани. Ксения публиковалась в журнале «Знамя» и является дипломантом первой степени конкурса РГИСИ «Пишу о театре».
Блог молодых и начинающих театральных критиков «Точка зрения» на сайте «Театрала» общедоступен, и мы предлагаем вам стать одним из его авторов. Материалы присылайте на molkritika@gmail.com для редактора Павла Руднева.
Роль Ивана Шевченко — абсолютно противоположные по судьбе врачи, удивительно похожие по характеру. Сейчас он Бомгард, сомневающийся, стоит ли обнародовать дневник доктора Полякова, «тело которого уже давно съедено червями». Это уже не записки рутинных будней в сельской глуши, а история болезни. Самой страшной и пугающей: наркотической зависимости, постепенно убивающей не только тело, но и душу.
На сцене три стены, алюминиевый стол и зелёная лампа. В этих декорациях всего два артиста, но героев — неисчислимое множество. Владислава Пащенко — многоликая, многоголосая Геката в мире Булгакова. В чёрном платье она почти сливается с темнотой слабоосвещённой сцены. Но как только начинает звучать вьюга, её голос становится почти физически осязаем. Сейчас она — не только бушующая стихия, но и внутренний голос каждого из врачей. Этот голос ведёт диалог с Поляковым, насмешливо озвучивая простейшую истину, которую тот, упрямо сжимая кулаки, признавать не хочет: расставание с «Амнерис» было закономерным. Актриса принимает личину египетской принцессы, погружая Полякова в состояние, подобное трансу — он зацикливается на своих страданиях, не в силах сосредоточиться на работе. В истории этого врача не будет ни слова о пациентах — только деградация личности. Прямая спина и строгий костюм сменяются согнутой спиной и обликом неандертальца, длинные монологи — отрывистыми словосочетаниями. Зелёный свет лампы, падающий на лицо, уже в самом начале предвещает страшный конец, делая лицо восковым и неживым.
Доктор Бомгард, напротив, волнуется о будущем своих пациентов. Нервный, как и Поляков, но от другой безысходности: изнеженный столицей вчерашний студент попал в далёкий уезд, где незнакомого гораздо больше, чем привычного. Он старается осознать, что от него теперь зависят жизни. Внутренний голос (вновь — Владислава Пащенко) иронично замечает, что реальность сильно отличается от учебников, не только озвучивая мысли Бомгарда, но и становясь воплощением провидческой Судьбы. Этого врача ждет непростое, но яркое будущее, подобное плавно разгорающемуся пламени свечи. Сейчас он не осознаёт этого, сидя недвижимо. В мягком желтоватом свете Бомгард напоминает мумию, иссушенную и истлевшую.Поляков быстро потухает, как спичка. В попытках убежать от призрака бывшей любви, всегда его преследующего, он пристращается к морфию и приносит боль не только себе, но и Анне К. (вновь в лице Владиславы Пащенко) — той, кто дала ему первую дозу в стремлении облегчить страдания физические. Попытка реагировать на всё со врачебным цинизмом сменяется глупой эйфорией: «Если бы я не был испорчен медицинским образованием, то считал бы, что человек способен работать только под морфием!» На его ломку по-настоящему жутко смотреть: богатая мимика артиста сменяет несколько выражений за миг, а зелёная лампа освещает совсем безжизненное лицо. Из неловкого меланхолика Поляков становится жестоким, слабовольным полутрупом. Кажется, что в таком состоянии невозможно существовать, но он рушит стены, обливается водой и отчаянно стучит в алюминиевый грохочущий операционный стол. Всё ради одного — достать очередную дозу. Заменить морфий кокаином было явно не лучшей идеей: «стать победителем», как уверяют в песне на фоне, не получилось. Только ещё больше запутаться в своей жизни, осознать стремительное падение вниз — и начать вести дневник, как ту самую «историю болезни» человеческого духа и разума.
Жизнь Бомгарда складывается не в пример лучше — он, пройдя инициацию первой операцией, становится уважаемым человеком. Поток пациентов нескончаем, каждого из них озвучивает Владислава Пащенко. Их голоса эхом отдаются в разуме врача, невольно заставляя задуматься: а не увлёкся ли он морфием? Но это лишь эйфория от осознания своей важности. Но стоит ему только возгордиться, и Судьба жестоко спускает с небес на землю. Он истерически смеётся над собственной ошибкой, но не делает её главной трагедией — и это принципиальная разница между Бомгардом и Поляковым. Жизненные неурядицы из одного делают взрослого, мудрого человека, а другого подавляют. Постепенно безликая Судьба превращается в хрестоматийную Смерть из балета Пети. Она наблюдает за Поляковым, её комментарии — реквием угасшему духу и едва живущему телу. Бомгард всё больше уходит в эйфорические мечтания о будущем и образы двух врачей сливаются воедино — они почти неотделимы друг от друга, как два варианта одной жизни. Один находится в наркотических мечтах, другой отрешается от мира в своей гордости. На двоих у них одно нездешнее выражение лица и внутренний надлом внутри — только один борется со своим внутренним чувством неполноценности, а другой — нет. Смерть забирает того Юношу, что не может совладать с собой и теряется в наркотических грёзах. Причина его отчаяния не только девушка, но и невероятная духовная слабость — именно поэтому он фактически идёт на добровольное самоубийство. Зрителю даже не показана его гибель — она столь ничтожна, что может вызвать эмоции лишь в червях, которые съедят его тело. Бомгард лишь констатирует сухую дату, впрочем, быстро перестающую быть значимой. Вновь завывает вьюга — и на сей раз не просто мощь голоса актрисы, а загробная песнь Банши, неуловимо напоминающая арию из оперы «Аида».Эта постановка, пожалуй, лучшая антиреклама наркотиков. Показав всю ничтожность внутренней слабости, она олицетворяет собой падение одного человека, его саморастление. Другой же — гений — тоже не вполне счастлив, но берёт обуревающие эмоции под контроль. В сущности, два одинаковых человека — Бомгард и Поляков — но у одного из них хватило сил растоптать свои страхи и слабости, у другого — только найти лёгкий путь к эйфории и лёгкости.
Об авторе: Ксения Синицина — блогер, пишет о театральной жизни Москвы, Санкт-Петербурга и регионов. Живет в Рязани. Ксения публиковалась в журнале «Знамя» и является дипломантом первой степени конкурса РГИСИ «Пишу о театре».
Блог молодых и начинающих театральных критиков «Точка зрения» на сайте «Театрала» общедоступен, и мы предлагаем вам стать одним из его авторов. Материалы присылайте на molkritika@gmail.com для редактора Павла Руднева.
