Еще одним участником фестиваля «Мир русского театра», который состоится 2 – 6 сентября в формате онлайн, стал спектакль «Евгений Онегин» Театра-студии «Карусель» из США. Его поставил выпускник ВГИКа, заслуженный деятель искусств Азербайджана Шамиль Наджафзада. В своих спектаклях режиссер объединяет пластические решения, художественные средства кинематографа и других видов искусства. А его актеры – обычные тинейджеры, которые только открывают для себя мир театра.
– Шамиль, в недавнем интервью вы говорили о том, что самым сложным в постановке спектакля было отсутствие времени. А что самое трудное было в работе с самим произведением – пушкинским «Евгением Онегиным»?
– Cложность заключалась в необходимости сделать адаптацию – превратить поэму в пьесу. Или, иными словами, произвести некую трансформацию поэтического образа в театральный, когда надо прозу или поэзию превращать в драматургию.
Я уже не говорю об объемах текста, которые просто немыслимо перенести целиком на сцену.
– Почему взялись именно за «Евгения Онегина»?
– Наш театр, он как творческая студия, мы не только готовим актеров, но также стараемся им прививать понимание того, насколько разнообразен театр с его формами и насколько широк диапазон произведений, которые можно экранизировать. Черед пал и на этот роман. Он, на мой взгляд, достоин того, чтобы иметь сценическое воплощение. Можно сказать – сложились звезды.
– У вас изначально было определенное представление о том, как нужно поставить этот роман. Можете рассказать об этом?
– Для меня было важно и интересно сделать главным героем, вопреки названию, не Евгения Онегина, а Татьяну Ларину. В этом спектакле всем актерам по 12-14 лет. В Америке их называют тинейджерами. Соответственно, трактовка, воплощение романа исходили также из желания показать современным подросткам на материале такого классического произведения очень важные нравственные понятия. Порой те, которыми в современной жизни не апеллируют даже взрослые. Поэтому спектакль «Евгений Онегин» – это история о том, как понятия чести и долга становятся выше чувства любви. Вот и стала у нас главной героиней Татьяна.
– Почему в вашем спектакле пластический танец – это одно из самых важных художественных средств?
– Мне кажется, что современный театр, который все больше становится синтетическим, активно вбирает в себя элементы других видов искусства. Давным-давно он вобрал в себя и музыку, и изобразительное искусство, много кинематографических приемов. Ну и, конечно, современный пластический танец, который собою заменяет большие пласты текста, при этом позволяет донести до зрителя смысл, и, даже в большей степени, эмоциональную наполненность. Поэтому это для меня принципиальное решение, и в новом своем спектакле я так же использовал пластические номера. На мой взгляд, если делать все органично, если это вплетается в общую канву, то сценическое воплощение становится еще более ярким. Ни для одного театрального или кинорежиссера не секрет, что большое количество диалогов очень утомляет. И если есть возможность какую-то их часть заменять адекватными выразительными средствами, которые позволят не потерять смысл, не потерять наполненность, а, наоборот, с точки зрения эмоциональной яркости еще больше все подчеркнут, – надо это делать.
– Иногда актеры, играющие у вас главных персонажей, зачитывают также слова рассказчика. Не мешало ли им это вживаться в роль?
– Это, конечно, очень сложный вопрос. Как и в любой поэме, в «Евгении Онегине» есть огромные пласты текста, которые читаются от имени автора. Но я поставил перед собой задачу ничего не добавляя в диалоги от себя. В нашем спектакле Пушкина как персонажа нет. Есть три образа, говорящих от автора: один парень и две девушки. Одеты они примерно одинаково. Во время работы над адаптацией я старался «развести» диалоги действующих лиц и ремарки от автора. И в очень редких случаях были моменты, когда актерам, играющим главных персонажей, нужно было произнести пару слов от рассказчика. Если бы в этот момент вмешивался другой актёр, это выглядело бы, на мой взгляд, очень неорганично. И в этих случаях актеры выступали одновременно в двух ипостасях: важно было тут же менять интонацию, понимать, кому направлена речь. Иными словами на какое-то короткое мгновение «выпрыгивать» из образа, который создаётся, переключаться на авторскую интонацию, а потом опять воплощаться в своём персонаже. Задача непростая, тем более для непрофессиональных юных актёров, но мне кажется, что они с ней справились.
– А кто отвечает за музыкальное сопровождение в спектакле?
– Это тот случай, когда многое приходится делать самому. Поскольку наше предприятие некоммерческое, мы билетов не продаём, я пошел на то, чтобы использовать музыкальный материал, не покупая права на него. Музыка должна была соответствовать моему видению, моей интерпретации спектакля. Я подобрал готовые произведения одного автора. Чтобы достичь стилистического единства, как если бы для этого спектакля была написана оригинальная музыка. Я использовал музыку кинокомпозитора Алексея Айги. Хоть это и музыка из очень разных фильмов, она, на мой взгляд, подобрана так, чтобы соответствовать драматургии действия в каждой сцене.
– Ваши ученики хотели бы в будущем стать профессиональными актерами?
– В этом возрасте на такой вопрос в Америке никто не ответит. Они пока еще далеки от того, чтобы определиться с тем, кем они станут в жизни. Поэтому сейчас для них это увлечение, они получают огромное удовольствие и от самого процесса, и от общения друг с другом. Плюс, конечно, это возможность выйти на сцену. Они не будущие актеры или режиссеры. Но, возможно, кто-то из них выберет эту стезю. Скорее всего ни для кого это не пройдет бесследно. Уверен, что спустя много лет все равно театр будет продолжать жить внутри них. Потому что это соприкосновение с чем-то, на мой взгляд, высоким. Может быть, пусть это будет звучать высокопарно, чего-то такого торжественного и праздничного в их жизни будет не так много. Некоторые студенты учатся в студии не один год.
– У вас, наверное, складываются почти семейные отношения внутри труппы?
– Очень распространено мнение, что театральный коллектив – это большая семья, где все друг о друге все знают. В нашем случае это не так по нескольким причинам. Театр не репертуарный, поэтому репетиции проходят не ежедневно. Конечно, хотелось бы, чтобы репетиций было больше, но все ребята учатся. А чем старше они становятся, тем больше объём занятий. Кроме этого, у них есть ещё другие, как здесь в Америке говорят, activities. Поэтому со свободным временем тяжело, но совсем не из-за отсутствия интереса. К тому же многое зависит в этом вопросе от родителей, от их желания создать условия для своих детей. Но что могу сказать с уверенностью – за время подготовки спектакля и фестивальных показов ребята сплотились в единую команду, многие подружились. Что я
нахожу очень ценным.
– Можете рассказать о вашей недавней премьере «Зеркало»? Как создавался этот спектакль и о чем он?
– Год назад я организовал Школу искусств «ArtHouse», и как раз в этой школе я стараюсь реализовывать те принципы, о которых уже говорил. Мы соединяем три вида искусства в одной творческой лаборатории, речь идёт о кино, театре и пластическом танце. Спектакль «Зеркало» – это тот случай, когда я решил учеников сделать соавторами пьесы. Ее как таковой не было, мы писали эту историю больше двух месяцев. Если в двух словах, это конфликт между главной героиней и её отражением в зеркале. Происходит нечто, и отражение перестаёт повторять движения девушки, оно приобретает самостоятельность. В какой-то момент оно занимает место девочки, а героиню отправляет в зазеркальный мир. Для меня эта история о границе между реальностью и тем миром, которого с точки зрения физики нет, но он существует. Ещё это история о том, что совокупность этих миров в общем-то и есть наша жизнь. В качестве примера приведу миры, которые создаёт Мураками в своих романах. Это как раз яркое и современное воплощение идеи о том, что реальная жизнь – это не только то, что мы считаем объективным, но и то, что некоторые считают мифологией. Хочется еще отметить, что мной была поставлена задача поработать в совершенно другой театральной форме, использовать другой язык. Скажем, наши постановки Шекспира, Пушкина – это больше про классический театр проживания, когда нужно работать, используя методы, когда-то придуманные К.Станиславским и продолженные М.Чеховым и другими замечательными театральными деятелями. Существует четвертая стена и нет зрительного зала, а артисты должны проживать образы своих героев, как бы растворяясь в их эмоциях. В новом спектакле я решил предложить актерам поэтику театра Бертольта Брехта. Допустим, спектакль происходит не в зале, а на площади. С первых же минут мы даём зрителю понять, что четвёртой стены нет. Мы часто апеллируем к залу, актёры всё время подчёркивают, что образ – это нечто самостоятельное, от них отдельно существующее. Это была совершенно новая для ребят задача, и мне было важно и интересно увидеть, как они в этой эстетике будут себя чувствовать. Признаюсь, шло все не так просто. Не сразу им удалось понять, почувствовать и научиться делать то, что требовалось. Поскольку эта задача отличалось от того, что они делали в предыдущих постановках. Но для того и нужна творческая лаборатория «ArtHouse», чтобы пробовать новые выразительные средства.
Официальная социальная сеть проекта - ВКонтакте.
Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
