«Электричество, которое существовало между нами, я чувствую до сих пор. Для меня Юра не исчез», — сказал Андрей Могучий, открывая вечер памяти режиссёра Юрия Бутусова.
Вениамин Фильштинский, Дмитрий Лысенков, Александра Большакова, Валентин Захаров, Сергей Перегудов — у каждого из них есть своя особая история, связанная с Бутусовым. Для них он был и учеником, и педагогом, и режиссёром, и другом. Но, безусловно, в жизни каждого из них он стал Мастером.
Вечер проходил в формате диалогов, обмена воспоминаниями. Показывали фрагменты из спектаклей «В ожидании Годо», «Макбет. Кино», «Сон об осени», «Все мы прекрасные люди», «Три сестры», «Дядя Ваня», «Кабаре Брехт», а также личные фотографии Юрия Николаевича. На протяжении всего вечера ни разу не прозвучало слово «смерть» — для всех Бутусов «ушёл» — и всё равно был среди нас.
«Помимо того, что Бутусов был высококлассным профессионалом, он был художником. Это вещь ещё более редкая, чем профессия режиссёр, — подчеркнул Андрей Могучий. — Режиссёры — одинокие люди. Юра, конечно, был одиноким воином красоты. В электричестве между нами было одно замечательное свойство — уважение и преклонение перед победой своего друга. Всё, что он делал — даже его уход — было наполнено художественностью. Я, наверно, ещё долгое время не смогу понять, что это произошло».
В спектакле «Бег» Юрия Бутусова генерал-майор Чарнота читает стихотворение Бродского, строки которого сейчас обретают особый смысл:
Смотри без суеты
вперёд. Назад
без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь твёрд.
Театровед Елена Горфункель, говоря о Юрии Николаевиче, сравнила его творчество с музыкой Бетховена: «Если бы я сейчас задумала новую книгу о Бутусове, то назвала бы её «Мрачный театр счастливого человека». Несмотря на мрачность, в каждом его спектакле столько любви к жизни, такая, как у Бетховена, радость, ощущение, что каждая секунда, минута, день полны наслаждения жизнью.
Музыка в спектаклях Бутусова — это весь слышимый мир. Всё, что может издавать земля. Земля может вздыхать, петь песни и т.д. В общем, это не музыка, а пучина мирового звукового океана, — добавила Горфункель. — Мне как человеку и театроведу очень повезло, что я застала такой театр: молодой до самого конца, красивый, очень чувственный, всегда радостный и мрачный».
О знакомстве с Бутусовым рассказал и Вениамин Фильштинский (он присоединился к встрече по видеосвязи):
«Он юным человеком пришел ко мне в любительский театр «Перекрёсток». Мы ставили «Гамлета», и Юра был утвержден на главную роль. Как-то раз мы вышли с ним из театра, пошли через Крюков канал. И он попросил: «Вениамин Михайлович, снимите меня, пожалуйста, с роли Гамлета». Я, конечно, был очень удивлен и спросил, почему. Он сказал: «Ну, потому что Гамлет — человек вечно сомневающийся», — и вколол себе шприцем что-то. Я растерялся. Ему, юному человеку, были нужны резкие, взрывные, эмоциональные театральные средства. Он со мной – занудой со своим психологическим театром – вступил в спор. В итоге я сделал двухчастный спектакль: классического Гамлета играл Коля Реутов, а современного, из пьесы Образцова «Два Гамлета» — Юра. В этом молодом Юре я вижу преждевременную мудрость и ощущение себя.
Юра оказался этюдным режиссёром. И это для меня высочайшая ценность, потому что индивидуальность артиста идёт от свободы, которой ему дают пользоваться. Свобода и является главным признаком театрального искусства. Благодаря такому методу Юра очень быстро стал режиссёром-педагогом».
Жизнь Бутусова в Петербурге была, конечно, тесно связана с актёрами Театра им. Ленсовета. Но сотрудничал Юрий Николаевич и с Александринским театром — поставил здесь спектакль «Человек=Человек» по Брехту. На вечере присутствовали актёры, игравшие в той постановке: Александра Большакова и Валентин Захаров.
«Я счастлив и благодарю театральных богов, Александринский театр, что мне посчастливилось с ним работать. Это уникальной энергии человек. И это один из немногих режиссёров в моей жизни, который занимался театром в самом прекрасном и первичном понимании этого слова. Для него был важен не столько результат и производственная необходимость, сколько сам процесс и идея, что театр — это совместное творчество.
Когда он узнал, что я ученик Фильштинского, сразу в меня вцепился. «Вы все промокли — сушите белье!» — сказал он как-то на репетиции, и заслуженные артисты сняли пиджаки, стали сушиться у воображаемого костра, а я разделся целиком и бегал по залу, прикрывая причинные места. Бутусов очень долго смотрел на это всё, а потом сказал: «Это очень хорошая проба, но не надо так делать», — поделился Валентин Захаров.
Для Александры Большаковой Юрий Бутусов стал тем режиссёром, с которым она после окончания театральной академии вышла на большую сцену Александринского театра:
«Это первая любовь, которая не забывается. Когда сообщили, что меня на кастинг приглашает Юрий Николаевич, я была очень счастлива. Самое страшное, что он попросил меня спеть. Я проорала песню про щенка и, думаю, это произвело на него неизгладимое впечатление. Так на сцене Александринского театра я на протяжении трёх часов исполняла зонги. Просила петь не с микрофоном, потому что ужасно стеснялась, и он, слава богу, меня услышал.
Тут нужно просто удариться головой об стену — тогда шкурой ты почувствуешь метод Юрия Бутусова. Как-то после репетиции он подошел ко мне и сказал: «Саша, завтра приди в платье и на каблуках». Юрий Николаевич задумал это для сцены соблазнения. И это было лучшее соблазнение в моей жизни. Кстати, после за мной закрепилось амплуа «шлюшки-бандюшки». Я очень скучаю по феерии Бутусова. Я прикоснулась к тому, что в меня по-настоящему попало и заразило. Больше никогда я не испытывала такого масштаба отчаяния, страдания, радости, переживаний на репетициях. Это подарок — встреча с ним».
«Конечно, для Петербурга останется позорным пятном то, что он не смог вернуться на свою родину. Кроме благодарности за то, что я встретился с Юрием Николаевичем, ничего не могу сказать. Как жаль, что он ушел, когда в его жизни всё только начиналось: собственный режиссерский курс, благодарные ученики, двое маленьких детей», — сказал актёр Дмитрий Лысенков.
Особой страницей в творческой биографии для многих актёров стала постановка Юрия Бутусова «Город. Женитьба. Гоголь», о репетициях которой рассказал актёр Театра им. Ленсовета Александр Новиков.
«Когда Юрий Николаевич объявил постановку «Женитьбы» Гоголя, я про себя решил, что, как и раньше буду, играть Подколесина. Но на первой же репетиции он говорит: «Ты никогда не будешь играть Подколесина, потому что это твоя роль. Актёру никогда нельзя играть свои роли». И я стал репетировать Жевакина. Посмотрев сотню моих этюдов, Бутусов сказал изображать его как моряка – и я на каждой репетиции стал надевать тельняшку, бушлат, курить трубку, наклеивать шкиперскую бороду, ходить на одной ноге. Я это всё делал, а про себя думал, что близок к провалу, потому что все остальные выглядели элегантно, красиво и тонко. Я психанул, решил пойти к Бутусову и сказал: «Юрий Николаевич, мне кажется, что-то не то…» Он выслушал и говорит: «Да, не получается. А потому что надо не маленькую бороду наклеить, а большую». Потом он задал мне этюд про безработного петербургского артиста. Я сделал, показал – и на следующий день он говорит: «Смотри, мы в программке напишем, что ты Жевакин, но только играть ты будешь не его, а безработного нищего артиста, который все время ходит жениться. И когда он придёт к Агафье Тихоновне, придумает и скажет ей, что он моряк». Я прихожу на следующую репетицию в обычном костюме, говорю свой текст и понимаю, что все вдруг получается. Юрий Николаевич после сказал: «Когда стремишься к правдоподобию, всегда врёшь, а когда ты врёшь, то становишься правдоподобен». Вот так Юрий Николаевич умел репетировать».
«Его нельзя было структурировать. Невозможно понять процесс роста и то, чем он движим. В моей голове постоянно крутятся высказывания Юрия Николаевича, — сказал Сергей Перегудов. — Всё это происходит параллельно с моей жизнью. Безусловная любовь к театру была им привита, щедро подарена. Мне кажется, из-за этого мы с моими однокурсниками находимся до сих пор на одном дыхании».
Вениамин Фильштинский, Дмитрий Лысенков, Александра Большакова, Валентин Захаров, Сергей Перегудов — у каждого из них есть своя особая история, связанная с Бутусовым. Для них он был и учеником, и педагогом, и режиссёром, и другом. Но, безусловно, в жизни каждого из них он стал Мастером.
Вечер проходил в формате диалогов, обмена воспоминаниями. Показывали фрагменты из спектаклей «В ожидании Годо», «Макбет. Кино», «Сон об осени», «Все мы прекрасные люди», «Три сестры», «Дядя Ваня», «Кабаре Брехт», а также личные фотографии Юрия Николаевича. На протяжении всего вечера ни разу не прозвучало слово «смерть» — для всех Бутусов «ушёл» — и всё равно был среди нас.
«Помимо того, что Бутусов был высококлассным профессионалом, он был художником. Это вещь ещё более редкая, чем профессия режиссёр, — подчеркнул Андрей Могучий. — Режиссёры — одинокие люди. Юра, конечно, был одиноким воином красоты. В электричестве между нами было одно замечательное свойство — уважение и преклонение перед победой своего друга. Всё, что он делал — даже его уход — было наполнено художественностью. Я, наверно, ещё долгое время не смогу понять, что это произошло».В спектакле «Бег» Юрия Бутусова генерал-майор Чарнота читает стихотворение Бродского, строки которого сейчас обретают особый смысл:
Смотри без суеты
вперёд. Назад
без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь твёрд.
Театровед Елена Горфункель, говоря о Юрии Николаевиче, сравнила его творчество с музыкой Бетховена: «Если бы я сейчас задумала новую книгу о Бутусове, то назвала бы её «Мрачный театр счастливого человека». Несмотря на мрачность, в каждом его спектакле столько любви к жизни, такая, как у Бетховена, радость, ощущение, что каждая секунда, минута, день полны наслаждения жизнью.
Музыка в спектаклях Бутусова — это весь слышимый мир. Всё, что может издавать земля. Земля может вздыхать, петь песни и т.д. В общем, это не музыка, а пучина мирового звукового океана, — добавила Горфункель. — Мне как человеку и театроведу очень повезло, что я застала такой театр: молодой до самого конца, красивый, очень чувственный, всегда радостный и мрачный».
О знакомстве с Бутусовым рассказал и Вениамин Фильштинский (он присоединился к встрече по видеосвязи):«Он юным человеком пришел ко мне в любительский театр «Перекрёсток». Мы ставили «Гамлета», и Юра был утвержден на главную роль. Как-то раз мы вышли с ним из театра, пошли через Крюков канал. И он попросил: «Вениамин Михайлович, снимите меня, пожалуйста, с роли Гамлета». Я, конечно, был очень удивлен и спросил, почему. Он сказал: «Ну, потому что Гамлет — человек вечно сомневающийся», — и вколол себе шприцем что-то. Я растерялся. Ему, юному человеку, были нужны резкие, взрывные, эмоциональные театральные средства. Он со мной – занудой со своим психологическим театром – вступил в спор. В итоге я сделал двухчастный спектакль: классического Гамлета играл Коля Реутов, а современного, из пьесы Образцова «Два Гамлета» — Юра. В этом молодом Юре я вижу преждевременную мудрость и ощущение себя.
Юра оказался этюдным режиссёром. И это для меня высочайшая ценность, потому что индивидуальность артиста идёт от свободы, которой ему дают пользоваться. Свобода и является главным признаком театрального искусства. Благодаря такому методу Юра очень быстро стал режиссёром-педагогом».
Жизнь Бутусова в Петербурге была, конечно, тесно связана с актёрами Театра им. Ленсовета. Но сотрудничал Юрий Николаевич и с Александринским театром — поставил здесь спектакль «Человек=Человек» по Брехту. На вечере присутствовали актёры, игравшие в той постановке: Александра Большакова и Валентин Захаров.
«Я счастлив и благодарю театральных богов, Александринский театр, что мне посчастливилось с ним работать. Это уникальной энергии человек. И это один из немногих режиссёров в моей жизни, который занимался театром в самом прекрасном и первичном понимании этого слова. Для него был важен не столько результат и производственная необходимость, сколько сам процесс и идея, что театр — это совместное творчество.
Когда он узнал, что я ученик Фильштинского, сразу в меня вцепился. «Вы все промокли — сушите белье!» — сказал он как-то на репетиции, и заслуженные артисты сняли пиджаки, стали сушиться у воображаемого костра, а я разделся целиком и бегал по залу, прикрывая причинные места. Бутусов очень долго смотрел на это всё, а потом сказал: «Это очень хорошая проба, но не надо так делать», — поделился Валентин Захаров.
Для Александры Большаковой Юрий Бутусов стал тем режиссёром, с которым она после окончания театральной академии вышла на большую сцену Александринского театра:
«Это первая любовь, которая не забывается. Когда сообщили, что меня на кастинг приглашает Юрий Николаевич, я была очень счастлива. Самое страшное, что он попросил меня спеть. Я проорала песню про щенка и, думаю, это произвело на него неизгладимое впечатление. Так на сцене Александринского театра я на протяжении трёх часов исполняла зонги. Просила петь не с микрофоном, потому что ужасно стеснялась, и он, слава богу, меня услышал.
Тут нужно просто удариться головой об стену — тогда шкурой ты почувствуешь метод Юрия Бутусова. Как-то после репетиции он подошел ко мне и сказал: «Саша, завтра приди в платье и на каблуках». Юрий Николаевич задумал это для сцены соблазнения. И это было лучшее соблазнение в моей жизни. Кстати, после за мной закрепилось амплуа «шлюшки-бандюшки». Я очень скучаю по феерии Бутусова. Я прикоснулась к тому, что в меня по-настоящему попало и заразило. Больше никогда я не испытывала такого масштаба отчаяния, страдания, радости, переживаний на репетициях. Это подарок — встреча с ним».
«Конечно, для Петербурга останется позорным пятном то, что он не смог вернуться на свою родину. Кроме благодарности за то, что я встретился с Юрием Николаевичем, ничего не могу сказать. Как жаль, что он ушел, когда в его жизни всё только начиналось: собственный режиссерский курс, благодарные ученики, двое маленьких детей», — сказал актёр Дмитрий Лысенков.
Особой страницей в творческой биографии для многих актёров стала постановка Юрия Бутусова «Город. Женитьба. Гоголь», о репетициях которой рассказал актёр Театра им. Ленсовета Александр Новиков.
«Когда Юрий Николаевич объявил постановку «Женитьбы» Гоголя, я про себя решил, что, как и раньше буду, играть Подколесина. Но на первой же репетиции он говорит: «Ты никогда не будешь играть Подколесина, потому что это твоя роль. Актёру никогда нельзя играть свои роли». И я стал репетировать Жевакина. Посмотрев сотню моих этюдов, Бутусов сказал изображать его как моряка – и я на каждой репетиции стал надевать тельняшку, бушлат, курить трубку, наклеивать шкиперскую бороду, ходить на одной ноге. Я это всё делал, а про себя думал, что близок к провалу, потому что все остальные выглядели элегантно, красиво и тонко. Я психанул, решил пойти к Бутусову и сказал: «Юрий Николаевич, мне кажется, что-то не то…» Он выслушал и говорит: «Да, не получается. А потому что надо не маленькую бороду наклеить, а большую». Потом он задал мне этюд про безработного петербургского артиста. Я сделал, показал – и на следующий день он говорит: «Смотри, мы в программке напишем, что ты Жевакин, но только играть ты будешь не его, а безработного нищего артиста, который все время ходит жениться. И когда он придёт к Агафье Тихоновне, придумает и скажет ей, что он моряк». Я прихожу на следующую репетицию в обычном костюме, говорю свой текст и понимаю, что все вдруг получается. Юрий Николаевич после сказал: «Когда стремишься к правдоподобию, всегда врёшь, а когда ты врёшь, то становишься правдоподобен». Вот так Юрий Николаевич умел репетировать».
«Его нельзя было структурировать. Невозможно понять процесс роста и то, чем он движим. В моей голове постоянно крутятся высказывания Юрия Николаевича, — сказал Сергей Перегудов. — Всё это происходит параллельно с моей жизнью. Безусловная любовь к театру была им привита, щедро подарена. Мне кажется, из-за этого мы с моими однокурсниками находимся до сих пор на одном дыхании».