В минувшем году Театр Вахтангова впервые за свою историю заработал более 1 миллиарда рублей, поставив своеобразный рекорд среди драматических театров страны. А недавно директор театра Кирилл КРОК был избран в новый секретариат СТД и стал вице-президентом премии «Золотая маска». О том, как живут вахтанговцы после ухода Туминаса и Бутусова, и о деталях скандальной реорганизации «Золотой маски» – беседа журнала «Театрал» с Кириллом КРОКОМ. Сегодня публикуем это большое интервью из мартовского номера.
– Кирилл Игоревич, сейчас перед вами и перед театром так много новых целей и задач, что, наверное, самым правильным было бы начать интервью именно с этого…
– Да, главное для нас сейчас – не растерять все, что Театр им. Вахтангова достиг в творческом плане, что было сделано за последние 15 лет. В первую очередь, это, конечно, спектакли Римаса Туминаса, Юрия Бутусова, Владимира Иванова. Но театр – не музей, где главная функция – это сохранение коллекций. Повесили на сцену «Три богатыря», и вот она веками должна висеть, а музей должен сделать все, чтобы ее сберечь для будущих поколений...
Что такое театр? Это все, что происходит на сцене. Если ничего не происходит либо события театра интересны только узкому кругу фестивальных экспертов и критиков, то, с моей точки зрения, такой театр успешным называться не может. Кроме того, мы в сегодняшней ситуации, когда ряд ведущих режиссеров уехали из России, вынуждены сделать всё, чтобы развивать театр дальше – теми силами, которые есть.
В прежние времена мы могли себе позволить выпускать по пять-шесть премьер в сезон, поскольку знали, что в череде этих премьер одну или две будут ставить Туминас или Бутусов. Это такие мастера, которые всегда делают высокохудожественный продукт. Теперь же мы вынуждены выпускать очень много премьер (например, в прошлом сезоне у нас их было одиннадцать) именно с тем, чтобы количество перерастало в качество. Что-то попадет в зрительский нерв, а что-то наверняка пройдет малозаметно и будет списано после нескольких показов. Но пока не выпустишь – не узнаешь. Главное, не останавливать театр в творческом развитии, ибо сидеть на том багаже, который нами накоплен, можно, конечно, еще лет пять, но требуется беспрерывный поиск…
Кроме того, мы стареем, спектакли стареют, нужна молодежь… Появляются новые темы, новые истории, вокруг нас складывается новая жизнь... И всё это важно учитывать.
– Вы можете подвести своего рода итоги работы Театра Вахтангова в минувшие полтора года? Вы сказали о первоклассных режиссерах, но не всегда ведь количеством премьер можно затмить высокохудожественное качество…
– Мы поэтому и делаем ставку на количество премьер. Я не собираюсь подменять качество количеством. Потому специально и привожу пример, как в прежние годы мы выпускали пять-шесть спектаклей, но из них один спектакль был Римаса, другой – Бутусова, поскольку мы знали, что это наверняка гарантия качества. Сегодня, страхуя эту ситуацию, страхуя театр, мы вынуждены выпускать в два раза больше спектаклей в надежде, что в сухом остатке будет из чего выбирать.
– Но все же рисков больше?
– Трудно сказать, поскольку риски есть всегда. Вот, например, недавно мы с моим заместителем Антоном Прохоровым посмотрели, какие спектакли остались у нас в репертуаре из сезона 2018/2019 годов. Из восьми премьер в репертуаре осталось только три спектакля. Всё остальное ушло.
– Не пользовалось спросом?
– Я бы сказал, что интерес постепенно угас. Кассовый показатель на первом месте. Публика голосует рублем. Я уже не раз говорил в многочисленных своих интервью, что, как правило, только четыре из десяти спектаклей становятся удачей Театра Вахтангова. И, в целом, это очень хорошая статистика. Наверное, мне кто-то захочет напомнить: мол, а как же «Пер Гюнт»? Но этот спектакль при всех его высоких художественных достоинствах мы вынуждены были снять, поскольку он, к сожалению, не делал кассы. Рассуждаю сейчас, ясное дело, не как эстет, а как директор.
– Вы довольно смело приглашаете для постановок сторонних режиссеров, в том числе и довольно молодых, у них разные стили, школы и уровень мастерства. Не боитесь ли, что это может отразиться на вахтанговском духе, на направлении развития театра?
– Вы знаете, еще Римас Туминас в эпоху, когда он был художественным руководителем, говорил: «Я не допущу на Вахтанговской сцене спектакль, который унижает достоинство человека. Я не допущу спектакль, который будет провоцировать человека. Не воспитывать, а провоцировать на самые низменные инстинкты. Я не допущу никогда пошлости. Не допущу никогда, чтобы артисты Вахтанговского театра выглядели на сцене некрасиво». Хочу подчеркнуть, что мы сегодня с теми же самыми критериями живем, сохраняя такое же целеполагание. Я уже не один раз говорил, и не ради красного словца, что пока я директор Вахтанговского театра, здесь никто не будет ругаться на сцене матом, никто не будет показывать скабрезности и, так сказать, заниматься дешевым политиканством. Что в репертуаре Театра Вахтангова будут лишь спектакли о жизни, о боли, о переживаниях человека, об этом мире, который вокруг нас меняется. Будут спектакли о любви и о природе красоты человека в любой ипостаси.
– Во времена Римаса Туминаса в ваших отчетах и презентациях фигурировала фраза: мол, на каждый выделенный государством рубль театр зарабатывает два с половиной. Что-то поменялось теперь?
– В январе мы опубликовали финансовый отчет по итогам 2023 года. Он есть у нас на сайте. И могу вам сказать, что впервые в истории театра доходы от нашей деятельности превысили миллиард рублей. Точнее – 1 млрд 88 млн рублей заработал театр от своей уставной деятельности. Абсолютный рекорд среди драматических театров.
– Чем вы это объясняете?
– Всё тем же – мы активно работаем.
– То есть чем легче расстаешься, тем эффективнее результат?
– Можно сказать и так, хотя, думаю, прямой закономерности здесь нет: решения нужно принимать индивидуально в каждом конкретном случае. Недавно мне позвонил директор одного московского театра – поделился радостной новостью. Его коллектив впервые стал зарабатывать чуть ли не на 55% больше. Это очень здорово. Но оказалось, что достигнута эта планка за счет того, что на многие старые спектакли, которые идут по 15-20 лет, сильно подняли цену за билеты. Такой подход я не понимаю, хотя никого не осуждаю, выживать нужно всем.
– Подождите, но вы ведь и сами апеллируете к финансам. Если есть спрос, то почему театр не может заработать, оптимизировав свою билетную политику?
– Потому что нельзя забывать о том, что театр в определенном смысле и социальный институт. Почему государство финансирует театр, несмотря на то, что театр продает билеты? Ну и живите на эти деньги, сократите свои расходы, оптимизируйте свою деятельность. Но государство нам что говорит? Я вам даю субсидию на выполнение государственного задания, чтобы покрыть часть расходов вашей текущей ежедневной деятельности из средств госбюджета, а вы, господин директор, сделайте доступной для налогоплательщиков свою, как любят у нас говорить чиновники, услугу.
Когда вы выставляете билет за 20 тысяч, то для кого вы делаете эту цену доступной? Давайте говорить честно. Многие ли могут себе позволить сегодня с женой сходить в театр за сорок тысяч?
Один-единственный раз в жизни Театр Вахтангова позволил себе поднять билеты до 25 тысяч рублей, когда премьерой спектакля «Война и мир» отмечалось столетие театра и наблюдался немыслимый ажиотаж. Вот тогда на первые десять показов мы сильно подняли цены и сделали это лишь для того, чтобы перебить маржу у спекулянтов. В итоге, ни один билет не был ни на одном спекулянтском сайте.
Первые шесть показов в ноябре и четыре показа в декабре стоили действительно дорого. Но с января мы вернулись к привычным ценам. Сегодня в Театре Вахтангова самый дорогой билет стоит 12 тысяч, и то, я считаю, что это очень дорого. А самый дешевый – 400 руб., но мы более интенсивно играем репертуар, чаще ездим на гастроли, больше проводим параллельных спектаклей. В 2023 году мы сыграли 1167 спектаклей в Москве.
– При этом вы еще решили открыть в театре свою кухню и кормить зрителей перед спектаклем и в антракте в историческом буфете фирменными блюдами. Это ведь дополнительная головная боль, хлопоты и расширение штата... Ради чего?
– Мы действительно стали сами заниматься обслуживанием зрительских буфетов, у нас своя полная кухня, и у нас возросла численность штата на 15 процентов. Но театр достаточно спокойно все это пережил, и средняя заработная плата не снизилась. Мало того, пользуясь случаем, хочу со страниц вашего журнала обратиться к своим коллегам директорам: «Откройте нашу презентацию, посмотрите – театр только за полгода заработал на обслуживании зрителей в буфете 59 миллионов рублей!» Понятно, что это доходы, а не чистая прибыль. Но ведь доходы!
Поэтому по итогам всей деятельности у нас в театре и средняя зарплата 147 тысяч рублей. Так что, если хотите достойно жить – развивайте свой театр буквально во всем, в каждой детали.
– Насколько ощутимы на этом фоне затраты на Дом-музей Вахтангова во Владикавказе? Это ведь теперь и еще одна ваша площадка?
– Да, еще одна наша площадка. Чтобы не быть голословным, приведу цифры: в прошлом году во Владикавказе за неполные шесть месяцев мы сыграли 141 спектакль. В городе населением 300 тысяч человек (в туристический сезон – 400 тысяч) в Дом Вахтангова только на концертные и творческие вечера пришло 7400 зрителей, причем за такой короткий срок. Это еще один фактор, который позволил нам по результатам 2023 года поднять всем сотрудникам заработную плату в среднем от пяти до пятнадцати тысяч рублей в месяц. В общей сложности мы на 2024 год увеличили наши расходы по заработной плате на 115 млн рублей.
– Но получается, что тут опять все диктуют интересы экономики. Ведь одно дело – привезти во Владикавказ Ирину Купченко и включить в расходы ее гонорар, а другое – предоставить подмостки местным артистам, которые играют на осетинском языке…
– Мы стараемся представить максимально широкий спектр мероприятий для жителей города Владикавказа. Поэтому в репертуаре встречи с Ириной Купченко, Евгением Князевым, Марией Ароновой, другими звездами нашего театра. Но там должны выступать не только вахтанговские мастера. Недавно четыре дня подряд там пела звезда мировой оперы Вероника Джиоева. И была потрясена – она впервые работала в камерном пространстве. Наша цель не заключается в том, чтобы заработать на Доме Вахтангова.
Наша цель – создать точку культурного притяжения в городе Владикавказе, сделать там мультижанровую площадку. Потому что отремонтировать можно многое, купить мебель, оборудовать техникой, а вот чтобы в этом Доме каждый вечер загорался свет рампы – это задача не их легких. Мы стремимся создать место силы, и у нас это успешно получается.
Мы часто ездим на гастроли. И, конечно, сопоставлений не избежать. Бывает, что приезжаешь в какой-нибудь город и видишь убогий служебный вход, жуткие служебные туалеты, обшарпанные коридоры – стыдоба. Идешь к директору, и он начинает изливать тебе душу: «понимаете, капремонта давно у нас не было, стоим на очереди, нам всё обещают, но толку пока никакого… Зато мы очень стараемся…» Как вы стараетесь? С порога ведь чувствуется, когда в театре (даже в самом несчастном) есть хозяин, а коллектив живет чувством дома.
Недавно я общался с директорами театров Карелии. В Петрозаводске есть потрясающий кукольный театр, прекрасно работающий, любимый публикой и так далее. Но местное Министерство финансов не разрешает театру расширить штат на три, четыре ставки: у них нет костюмеров, помощника режиссера, заведующего музыкальной частью, репетитора по вокалу. И это в театре, где 80 процентов детского репертуара, где артисты поют для детей. Просто хочется подойти к этому министру финансов и сказать: «Неужели четыре штатных единицы в бюджетном секторе вам испортят макроэкономику региона?»
Или взять, например, ситуацию Тюмени, где театры и филармонию объединили в единую хозяйственную структуру. Кто только не критиковал эту схему, и всё равно местные власти не отступают ни на шаг! В итоге, там дошло до того, что если человек увольняется, то директору театра не разрешают никого брать взамен. Таким образом, сокращается штатное расписание, но чиновники отчитываются перед губернатором – как у них всё хорошо, ведь ставки соответствуют средним зарплатам, и люди стали жить «лучше», чем в прошлом году.
– Громкий общественный резонанс вызвали перемены в «Золотой маске». И потому, как минимум, хотелось бы знать позицию ее вице-президента. Но сначала – такой вопрос. Вы очень загружены повседневной работой Театра Вахтангова и, несмотря на это, соглашаетесь войти в секретариат СТД, плюс взвалить на себя еще целый ряд проблем…
– Понимаете, секретариат СТД – это не тяжелая нагрузка, поверьте. Это раз в месяц заседания, на которых ты должен присутствовать. А то, что я стал вице-президентом «Золотой маски», для меня, конечно, неожиданно. Потому что все помнят, как я достаточно последовательно критиковал эту институцию. Считаю, что она давно перестала быть объективной.
– Теперь, на фоне вашей критики, ответственности прибавилось. Вы в каком-то смысле становитесь заложником своих слов.
– Мне кажется, нельзя быть национальной театральной премией и вести такую политику: «вы нам дайте деньги на проведение фестиваля и конкурса, а дальше отойдите в сторону и не смейте нас ни о чем спрашивать. У нас «независимая экспертиза». Про эту так называемую «экспертизу» смешно читать и слушать, потому что все знают, как и для каких целей прежней дирекцией была создана карманная, ангажированная ассоциация критиков. Нельзя жить в государстве и быть от него свободным. Есть государственные задачи. И культура всегда была и будет определенной частью государственной деятельности.
– Это чем-то напоминает ленинские принципы. Вы же и сами знаете, как важна тут дистанция, иначе культура превращается в инструмент идеологии.
– Культура всегда была инструментом идеологии и выразителем определенных взглядов и позиций. Другое дело, чьи это взгляды и какие это позиции. И когда начали избавляться от советской идеологии, то, как водится, с водой выплеснули ребенка. Убрали жесткие, несправедливые рамки, в которые загоняли художников, некие одиозные постулаты, а заодно и любовь к Родине, патриотизм, гуманизм, веру в будущее, семейные ценности, порядочность, бескорыстие… И много чего другого и хорошего. Идеология не исчезла из нашей жизни, просто поменялись идеологи и вектор идеологической деятельности. Наша жизнь предстала скопищем грязи, насилия, издевательства, жестокости. Словно разом исчезли все приличные и порядочные люди. Человека стали рассматривать как низменное существо, находящееся во власти животных инстинктов. Забыли про великую русскую литературу, про «великий могучий, правдивый и свободный русский язык», о котором писал Тургенев. На сцену хлынул мат и подзаборная лексика, обязательное снимание штанов... Любовь заменили соитием, идеология меньшинства стала активно внедряться в сознание зрителей. Взрослый человек, безусловно, сам выбирает свой путь, но искусство всегда воспитывало и объясняло, что такое хорошо и что такое плохо – заметьте, не я это сказал, а Маяковский.
Гоголь утверждал, что театр – это кафедра, с которой можно сказать миру много добра, а театр стал злым, жестоким, агрессивным, античеловечным.
– Нет, ну все же зачем сознательно вступать в столь плотную зависимость от государства, от чиновников и создавать театрам еще один неизбежный кордон?
– А вы хотите сказать, что где-то на других фестивалях полная свобода? Там тоже полная зависимость от государства и от своей страны.
– Ну есть же еще общественное мнение…
– Да. А кто формирует общественное мнение?
– Факторов множество, в их числе – образование, наука, социологические исследования, в том числе, и свободные СМИ, которые обращаются к экспертам, ученым, аналитикам…
– Свободные СМИ, которые подконтрольны определенному государственному институту, государственной идеологии …
– В положении «Золотой маски» теперь говорится о том, что выдвигать спектакль на премию нужно будет, непременно заручившись поддержкой местных органов власти – министерства культуры, департамента культуры и т.п. в зависимости от того, кто является учредителем театра.
– Вы считаете, что выдвижение на национальную театральную премию, учредитель которой несет ответственность юридическую, моральную, гражданскую за действия своего театра, не нужно? То есть мы должны жить по принципу – ты, учредитель, дай денег, а дальше театральными процессами не смей даже поинтересоваться?
А вы знаете, что, может быть, это новое правило, наконец, подтолкнет местные минкульты и департаменты культуры хоть иногда смотреть премьеры в своих театрах. Я много езжу по стране и всегда задаю своим коллегам-директорам вопрос: «А к вам губернатор приходил на премьеры?» И часто слышу: «Ну, он не особо театром интересуется. Он больше по футболу, по хоккею…» – «Хорошо. А министр культуры?» – «А ему некогда». – «Может быть, вице-премьер хотя бы?» – «Да, был как-то раз на юбилее у нашей актрисы. Приехал к концу, поздравил и немного посидел в зале».
Так, может быть, как раз инициатива СТД и «Золотой маски» заставят чиновников обратить внимание на свои местные театры? Чиновник, конечно, не должен заниматься искусством и диктовать художникам, как ставить спектакли, но его задача в том, чтобы театр региона не выглядел убого на карте страны. Пусть придет и поинтересуется: «А что мы выдвигаем? А как это выглядит? Не требуется ли помощь на постановочные расходы или, например, организационные расходы? Ходит ли зритель? И так далее». Власть является учредителем театра, но, повторюсь, часто учредитель судит о деятельности театра лишь по бухгалтерским отчетам. Мои коллеги дозваться к себе никого не могут. Хотя, не исключено, что если губернатор хотя бы раз в сезон станет посещать театр, такому коллективу легче будет и спонсора найти, и ремонт сделать…
– И все же, вам не кажется, что столь тесная связь театра с государством, которая уже была в истории нашей страны, оставила не самый положительный результат? Тем более, что в данном случае речь идет не о государственной или чиновничьей награде, а о награде профессионального сообщества.
– Скажите, а сегодня есть в стране хотя бы один театр, который без помощи государства в состоянии выжить и существовать? Если это премия сообщества, то давайте так «Золотую маску» и назовем – премия сообщества, и не будем просить денег на проведения из федерального бюджета, просить регионы в это финансово вкладываться и всячески это поддерживать…
Пускай так и будет, но в этом случае снимите с нее статус национальной. Не будет 200 миллионов на ее проведение просить и привлекать к спонсорству один из крупнейших банков, в котором 50% государственного участия.
Мы как раз говорим о том, что если это профессиональная и независимая премия, то ее итоги должны складываться из общественного мнения, театрального мнения, мнения СТД и учредителя, который тоже тебя поддерживает. Мы же не просим чиновника давать художественную оценку спектакля – мы просим, извините, чтобы в письме было написано, что он поддерживает и решение данного театра, и регионального отделения СТД на соискание национальной театральной премии «Золотая маска», поскольку данный спектакль отвечает задачам государственной культурной политики (есть соответствующий указ президента). Или это кому-то непонятно?
А что касается участия органов исполнительной власти в жизни театрального коллектива – это не просто нормальная, это необходимая практика. Нет, речь идет не о «приёмке» спектаклей комиссиями Министерств и Департаментов культуры, как это было при советской власти.
Но руководители культурной отрасли должны обладать соответствующей квалификацией и иметь насмотренность, представление о том, что происходит в подведомственных организациях. И если ты подписал приказ о назначении режиссера в театр, то будь добр – неси ответственность за деятельность своего работника, что не означает круглосуточного надзора и мелочных придирок, в которых сейчас утонули чиновники разных мастей.
Вахтангов в 1919 году написал статью «С художника спросится». Тогда, сразу после революции, один из гениев режиссуры, чье имя до сих пор является синонимом новаторства, художественных открытий, целого направления в искусстве, писал о том, что художник должен творить вместе с народом.
«Чтобы создать новое и одержать победу, художнику нужна Антеева земля. Народ – вот эта земля». Хорошо бы и сегодняшним театральным деятелям задуматься об этом. Почувствовать свою ответственность перед сегодняшним и завтрашним театром. Перед своим народом. Перед своей страной.
– Но это же неизбежно создаст дополнительные поводы для конфликтных ситуаций на местах между руководителями театров, режиссерами и теми же местными чиновниками.
– Понимаете, искусство – тонкая вещь, и почва для конфликта есть всегда. Но мы руководствовались, подчеркиваю, как раз принципом консолидации – с тем, чтобы, наконец, все слагаемые механизма стали исправно работать, и местные органы власти, а также минкульт и СТД помогали театру. У нас одна страна и общие ценности.
– А по каким критериям отбирался и формировался новый состав жюри?
– Были предложения от кабинетов и комиссий СТД. А дальше я получил этот список и стал всех обзванивать. Кто-то сказал: «Извините, я не буду в этом участвовать». Кто-то сказал: мол, я бы с удовольствием, но, понимаете, большинство прежних экспертов «Золотой маски» меня не поддержит, мне звонят, угрожают… Вот такая «независимая» и профессиональная оценка и премия… Сообщество, к которому вы апеллируете, как злобная свора набросилась на новых членов жюри, выдвинутых СТД РФ.
Позвольте, но почему небольшая группка людей, возомнившая себя истиной в последней инстанции в сфере театрального искусства, лишает своих коллег, людей с профильным образованием, действующих критиков, уважаемых ученых и театральных деятелей разных профессий права оценивать работы театров страны?
То есть, по их логике, существует два мнения – мое и неправильное. Одни и те же люди десятилетиями менялись местами – из экспертов переходили в жюри и наоборот. Ездили по российским театрам на деньги прежнего СТД и диктовали, что ставить, а что уже давно «отстой». Кстати, в категорию немодного и ненужного спектакля попадали серьезные работы, поражающие и профессионализмом, и смелостью режиссерской мысли, но не отвечающие вкусам «узкого круга».
Ну, а в последние два года противостояние в отрасли достигло слишком высокого градуса. Шельмовать свою страну стало «хорошим тоном» в определенных кругах. И подобные опусы ставятся на бюджетные деньги. Ни в одной стране не может существовать система безответственного распоряжения бюджетными или спонсорскими деньгами.
Кто-то говорил: «Я очень занят». Были такие, кстати, очень уважаемые в нашей театральной среде люди, которые мне просто сказали: «Я считаю, что это надо закрыть, и не хочу в этом участвовать». Но, разумеется, так реагировали не все, и мы, в итоге, собрали, мне кажется, хорошее жюри.
– Как вы определяете свою роль в нынешней «Золотой маске»: спаситель, реформатор, антикризисный управляющий, корректировщик, играющий тренер?.. Какая у вас сверхзадача?
– Подождите, у меня в трудовом договоре с СТД написано – вице-президент. Вице-президент за что отвечает? Там три конкретные задачи. Предлагает составы жюри экспертов на обсуждение к секретариату. Готовит материалы по организационно-техническому проведению конкурса и фестиваля.
Предлагает другие мероприятия по обеспечению деятельности дирекции. В трудовом договоре есть пункт: оплата труда. Я написал: «Безвозмездно», – потому что это моя общественная работа. Не я определяю, какой будет «Золотая маска». Театральное сообщество должно собраться на очень серьезный, на очень долгий и непростой разговор и поговорить, куда мы движемся.
– То есть опять чиновники?
– Нет, театральное сообщество. Оно должно собраться, провести съезд либо конференцию и обсудить наболевшие вопросы. А из первостепенных задач – нужно сделать од - но: члены жюри должны посмотреть спектакли, которые были заявлены прежним экспертным советом в большую афишу, и весной раздать «Золотые маски».
– Довольно острая тема: в этом сезоне впервые за многие годы отобранные экспертами спектакли не приедут в Москву, в связи с чем фактически не будет и фестиваля. В итоге, театралы лишились возможности, не покидая Москвы, увидеть лучшие российские спектакли прошлого сезона, а члены жюри поедут в регионы…
– Почему жюри поедут в регионы? Почему впервые за многие годы спектакли не едут в Москву? Потому что у «Золотой маски» накопились серьезные долги. И проводить сейчас фестиваль попросту не на что.
Кто-то предлагал и второй вариант – не проводить фестиваль в этом году, сосредоточиться на перезапуске «Золотой маски». Но все же решили, что не нужно ничего останавливать, поскольку люди работали, наверняка надеялись быть замеченными. Плюс – прерывать даже на один сезон летопись театра тоже было бы нехорошо.
В итоге, пришли к такому компромиссному решению. И, несмотря на широкий общественный резонанс, сейчас всем объясняем, что к чему.
Сменилась дирекция «Золотой маски», сменился секретариат, сменился председатель Союза театральных деятелей. Всё это произошло стремительно и фактически в разгар сезона. Не хватает времени и средств для проведения полномасштабного фестиваля, как это было в прежние годы. Сейчас это надо выровнять, и дальше, я уверен, все будет на высоте.
– Кирилл Игоревич, сейчас перед вами и перед театром так много новых целей и задач, что, наверное, самым правильным было бы начать интервью именно с этого…
– Да, главное для нас сейчас – не растерять все, что Театр им. Вахтангова достиг в творческом плане, что было сделано за последние 15 лет. В первую очередь, это, конечно, спектакли Римаса Туминаса, Юрия Бутусова, Владимира Иванова. Но театр – не музей, где главная функция – это сохранение коллекций. Повесили на сцену «Три богатыря», и вот она веками должна висеть, а музей должен сделать все, чтобы ее сберечь для будущих поколений...
Что такое театр? Это все, что происходит на сцене. Если ничего не происходит либо события театра интересны только узкому кругу фестивальных экспертов и критиков, то, с моей точки зрения, такой театр успешным называться не может. Кроме того, мы в сегодняшней ситуации, когда ряд ведущих режиссеров уехали из России, вынуждены сделать всё, чтобы развивать театр дальше – теми силами, которые есть.
В прежние времена мы могли себе позволить выпускать по пять-шесть премьер в сезон, поскольку знали, что в череде этих премьер одну или две будут ставить Туминас или Бутусов. Это такие мастера, которые всегда делают высокохудожественный продукт. Теперь же мы вынуждены выпускать очень много премьер (например, в прошлом сезоне у нас их было одиннадцать) именно с тем, чтобы количество перерастало в качество. Что-то попадет в зрительский нерв, а что-то наверняка пройдет малозаметно и будет списано после нескольких показов. Но пока не выпустишь – не узнаешь. Главное, не останавливать театр в творческом развитии, ибо сидеть на том багаже, который нами накоплен, можно, конечно, еще лет пять, но требуется беспрерывный поиск…
Кроме того, мы стареем, спектакли стареют, нужна молодежь… Появляются новые темы, новые истории, вокруг нас складывается новая жизнь... И всё это важно учитывать.
– Вы можете подвести своего рода итоги работы Театра Вахтангова в минувшие полтора года? Вы сказали о первоклассных режиссерах, но не всегда ведь количеством премьер можно затмить высокохудожественное качество…
– Мы поэтому и делаем ставку на количество премьер. Я не собираюсь подменять качество количеством. Потому специально и привожу пример, как в прежние годы мы выпускали пять-шесть спектаклей, но из них один спектакль был Римаса, другой – Бутусова, поскольку мы знали, что это наверняка гарантия качества. Сегодня, страхуя эту ситуацию, страхуя театр, мы вынуждены выпускать в два раза больше спектаклей в надежде, что в сухом остатке будет из чего выбирать.
– Но все же рисков больше?
– Трудно сказать, поскольку риски есть всегда. Вот, например, недавно мы с моим заместителем Антоном Прохоровым посмотрели, какие спектакли остались у нас в репертуаре из сезона 2018/2019 годов. Из восьми премьер в репертуаре осталось только три спектакля. Всё остальное ушло.
– Не пользовалось спросом?
– Я бы сказал, что интерес постепенно угас. Кассовый показатель на первом месте. Публика голосует рублем. Я уже не раз говорил в многочисленных своих интервью, что, как правило, только четыре из десяти спектаклей становятся удачей Театра Вахтангова. И, в целом, это очень хорошая статистика. Наверное, мне кто-то захочет напомнить: мол, а как же «Пер Гюнт»? Но этот спектакль при всех его высоких художественных достоинствах мы вынуждены были снять, поскольку он, к сожалению, не делал кассы. Рассуждаю сейчас, ясное дело, не как эстет, а как директор.
– Вы довольно смело приглашаете для постановок сторонних режиссеров, в том числе и довольно молодых, у них разные стили, школы и уровень мастерства. Не боитесь ли, что это может отразиться на вахтанговском духе, на направлении развития театра?
– Вы знаете, еще Римас Туминас в эпоху, когда он был художественным руководителем, говорил: «Я не допущу на Вахтанговской сцене спектакль, который унижает достоинство человека. Я не допущу спектакль, который будет провоцировать человека. Не воспитывать, а провоцировать на самые низменные инстинкты. Я не допущу никогда пошлости. Не допущу никогда, чтобы артисты Вахтанговского театра выглядели на сцене некрасиво». Хочу подчеркнуть, что мы сегодня с теми же самыми критериями живем, сохраняя такое же целеполагание. Я уже не один раз говорил, и не ради красного словца, что пока я директор Вахтанговского театра, здесь никто не будет ругаться на сцене матом, никто не будет показывать скабрезности и, так сказать, заниматься дешевым политиканством. Что в репертуаре Театра Вахтангова будут лишь спектакли о жизни, о боли, о переживаниях человека, об этом мире, который вокруг нас меняется. Будут спектакли о любви и о природе красоты человека в любой ипостаси.
– Во времена Римаса Туминаса в ваших отчетах и презентациях фигурировала фраза: мол, на каждый выделенный государством рубль театр зарабатывает два с половиной. Что-то поменялось теперь?
– В январе мы опубликовали финансовый отчет по итогам 2023 года. Он есть у нас на сайте. И могу вам сказать, что впервые в истории театра доходы от нашей деятельности превысили миллиард рублей. Точнее – 1 млрд 88 млн рублей заработал театр от своей уставной деятельности. Абсолютный рекорд среди драматических театров.
– Чем вы это объясняете?
– Всё тем же – мы активно работаем.
– То есть чем легче расстаешься, тем эффективнее результат?
– Можно сказать и так, хотя, думаю, прямой закономерности здесь нет: решения нужно принимать индивидуально в каждом конкретном случае. Недавно мне позвонил директор одного московского театра – поделился радостной новостью. Его коллектив впервые стал зарабатывать чуть ли не на 55% больше. Это очень здорово. Но оказалось, что достигнута эта планка за счет того, что на многие старые спектакли, которые идут по 15-20 лет, сильно подняли цену за билеты. Такой подход я не понимаю, хотя никого не осуждаю, выживать нужно всем.
– Подождите, но вы ведь и сами апеллируете к финансам. Если есть спрос, то почему театр не может заработать, оптимизировав свою билетную политику?
– Потому что нельзя забывать о том, что театр в определенном смысле и социальный институт. Почему государство финансирует театр, несмотря на то, что театр продает билеты? Ну и живите на эти деньги, сократите свои расходы, оптимизируйте свою деятельность. Но государство нам что говорит? Я вам даю субсидию на выполнение государственного задания, чтобы покрыть часть расходов вашей текущей ежедневной деятельности из средств госбюджета, а вы, господин директор, сделайте доступной для налогоплательщиков свою, как любят у нас говорить чиновники, услугу.
Когда вы выставляете билет за 20 тысяч, то для кого вы делаете эту цену доступной? Давайте говорить честно. Многие ли могут себе позволить сегодня с женой сходить в театр за сорок тысяч?
Один-единственный раз в жизни Театр Вахтангова позволил себе поднять билеты до 25 тысяч рублей, когда премьерой спектакля «Война и мир» отмечалось столетие театра и наблюдался немыслимый ажиотаж. Вот тогда на первые десять показов мы сильно подняли цены и сделали это лишь для того, чтобы перебить маржу у спекулянтов. В итоге, ни один билет не был ни на одном спекулянтском сайте.
Первые шесть показов в ноябре и четыре показа в декабре стоили действительно дорого. Но с января мы вернулись к привычным ценам. Сегодня в Театре Вахтангова самый дорогой билет стоит 12 тысяч, и то, я считаю, что это очень дорого. А самый дешевый – 400 руб., но мы более интенсивно играем репертуар, чаще ездим на гастроли, больше проводим параллельных спектаклей. В 2023 году мы сыграли 1167 спектаклей в Москве.
– При этом вы еще решили открыть в театре свою кухню и кормить зрителей перед спектаклем и в антракте в историческом буфете фирменными блюдами. Это ведь дополнительная головная боль, хлопоты и расширение штата... Ради чего?
– Мы действительно стали сами заниматься обслуживанием зрительских буфетов, у нас своя полная кухня, и у нас возросла численность штата на 15 процентов. Но театр достаточно спокойно все это пережил, и средняя заработная плата не снизилась. Мало того, пользуясь случаем, хочу со страниц вашего журнала обратиться к своим коллегам директорам: «Откройте нашу презентацию, посмотрите – театр только за полгода заработал на обслуживании зрителей в буфете 59 миллионов рублей!» Понятно, что это доходы, а не чистая прибыль. Но ведь доходы!
Поэтому по итогам всей деятельности у нас в театре и средняя зарплата 147 тысяч рублей. Так что, если хотите достойно жить – развивайте свой театр буквально во всем, в каждой детали.
– Насколько ощутимы на этом фоне затраты на Дом-музей Вахтангова во Владикавказе? Это ведь теперь и еще одна ваша площадка?
– Да, еще одна наша площадка. Чтобы не быть голословным, приведу цифры: в прошлом году во Владикавказе за неполные шесть месяцев мы сыграли 141 спектакль. В городе населением 300 тысяч человек (в туристический сезон – 400 тысяч) в Дом Вахтангова только на концертные и творческие вечера пришло 7400 зрителей, причем за такой короткий срок. Это еще один фактор, который позволил нам по результатам 2023 года поднять всем сотрудникам заработную плату в среднем от пяти до пятнадцати тысяч рублей в месяц. В общей сложности мы на 2024 год увеличили наши расходы по заработной плате на 115 млн рублей.
– Но получается, что тут опять все диктуют интересы экономики. Ведь одно дело – привезти во Владикавказ Ирину Купченко и включить в расходы ее гонорар, а другое – предоставить подмостки местным артистам, которые играют на осетинском языке…
– Мы стараемся представить максимально широкий спектр мероприятий для жителей города Владикавказа. Поэтому в репертуаре встречи с Ириной Купченко, Евгением Князевым, Марией Ароновой, другими звездами нашего театра. Но там должны выступать не только вахтанговские мастера. Недавно четыре дня подряд там пела звезда мировой оперы Вероника Джиоева. И была потрясена – она впервые работала в камерном пространстве. Наша цель не заключается в том, чтобы заработать на Доме Вахтангова.
Наша цель – создать точку культурного притяжения в городе Владикавказе, сделать там мультижанровую площадку. Потому что отремонтировать можно многое, купить мебель, оборудовать техникой, а вот чтобы в этом Доме каждый вечер загорался свет рампы – это задача не их легких. Мы стремимся создать место силы, и у нас это успешно получается.
Мы часто ездим на гастроли. И, конечно, сопоставлений не избежать. Бывает, что приезжаешь в какой-нибудь город и видишь убогий служебный вход, жуткие служебные туалеты, обшарпанные коридоры – стыдоба. Идешь к директору, и он начинает изливать тебе душу: «понимаете, капремонта давно у нас не было, стоим на очереди, нам всё обещают, но толку пока никакого… Зато мы очень стараемся…» Как вы стараетесь? С порога ведь чувствуется, когда в театре (даже в самом несчастном) есть хозяин, а коллектив живет чувством дома.
Недавно я общался с директорами театров Карелии. В Петрозаводске есть потрясающий кукольный театр, прекрасно работающий, любимый публикой и так далее. Но местное Министерство финансов не разрешает театру расширить штат на три, четыре ставки: у них нет костюмеров, помощника режиссера, заведующего музыкальной частью, репетитора по вокалу. И это в театре, где 80 процентов детского репертуара, где артисты поют для детей. Просто хочется подойти к этому министру финансов и сказать: «Неужели четыре штатных единицы в бюджетном секторе вам испортят макроэкономику региона?»
Или взять, например, ситуацию Тюмени, где театры и филармонию объединили в единую хозяйственную структуру. Кто только не критиковал эту схему, и всё равно местные власти не отступают ни на шаг! В итоге, там дошло до того, что если человек увольняется, то директору театра не разрешают никого брать взамен. Таким образом, сокращается штатное расписание, но чиновники отчитываются перед губернатором – как у них всё хорошо, ведь ставки соответствуют средним зарплатам, и люди стали жить «лучше», чем в прошлом году.
– Громкий общественный резонанс вызвали перемены в «Золотой маске». И потому, как минимум, хотелось бы знать позицию ее вице-президента. Но сначала – такой вопрос. Вы очень загружены повседневной работой Театра Вахтангова и, несмотря на это, соглашаетесь войти в секретариат СТД, плюс взвалить на себя еще целый ряд проблем…– Понимаете, секретариат СТД – это не тяжелая нагрузка, поверьте. Это раз в месяц заседания, на которых ты должен присутствовать. А то, что я стал вице-президентом «Золотой маски», для меня, конечно, неожиданно. Потому что все помнят, как я достаточно последовательно критиковал эту институцию. Считаю, что она давно перестала быть объективной.
– Теперь, на фоне вашей критики, ответственности прибавилось. Вы в каком-то смысле становитесь заложником своих слов.
– Мне кажется, нельзя быть национальной театральной премией и вести такую политику: «вы нам дайте деньги на проведение фестиваля и конкурса, а дальше отойдите в сторону и не смейте нас ни о чем спрашивать. У нас «независимая экспертиза». Про эту так называемую «экспертизу» смешно читать и слушать, потому что все знают, как и для каких целей прежней дирекцией была создана карманная, ангажированная ассоциация критиков. Нельзя жить в государстве и быть от него свободным. Есть государственные задачи. И культура всегда была и будет определенной частью государственной деятельности.
– Это чем-то напоминает ленинские принципы. Вы же и сами знаете, как важна тут дистанция, иначе культура превращается в инструмент идеологии.
– Культура всегда была инструментом идеологии и выразителем определенных взглядов и позиций. Другое дело, чьи это взгляды и какие это позиции. И когда начали избавляться от советской идеологии, то, как водится, с водой выплеснули ребенка. Убрали жесткие, несправедливые рамки, в которые загоняли художников, некие одиозные постулаты, а заодно и любовь к Родине, патриотизм, гуманизм, веру в будущее, семейные ценности, порядочность, бескорыстие… И много чего другого и хорошего. Идеология не исчезла из нашей жизни, просто поменялись идеологи и вектор идеологической деятельности. Наша жизнь предстала скопищем грязи, насилия, издевательства, жестокости. Словно разом исчезли все приличные и порядочные люди. Человека стали рассматривать как низменное существо, находящееся во власти животных инстинктов. Забыли про великую русскую литературу, про «великий могучий, правдивый и свободный русский язык», о котором писал Тургенев. На сцену хлынул мат и подзаборная лексика, обязательное снимание штанов... Любовь заменили соитием, идеология меньшинства стала активно внедряться в сознание зрителей. Взрослый человек, безусловно, сам выбирает свой путь, но искусство всегда воспитывало и объясняло, что такое хорошо и что такое плохо – заметьте, не я это сказал, а Маяковский.
Гоголь утверждал, что театр – это кафедра, с которой можно сказать миру много добра, а театр стал злым, жестоким, агрессивным, античеловечным.
– Нет, ну все же зачем сознательно вступать в столь плотную зависимость от государства, от чиновников и создавать театрам еще один неизбежный кордон?
– А вы хотите сказать, что где-то на других фестивалях полная свобода? Там тоже полная зависимость от государства и от своей страны.
– Ну есть же еще общественное мнение…
– Да. А кто формирует общественное мнение?
– Факторов множество, в их числе – образование, наука, социологические исследования, в том числе, и свободные СМИ, которые обращаются к экспертам, ученым, аналитикам…
– Свободные СМИ, которые подконтрольны определенному государственному институту, государственной идеологии …
– В положении «Золотой маски» теперь говорится о том, что выдвигать спектакль на премию нужно будет, непременно заручившись поддержкой местных органов власти – министерства культуры, департамента культуры и т.п. в зависимости от того, кто является учредителем театра.
– Вы считаете, что выдвижение на национальную театральную премию, учредитель которой несет ответственность юридическую, моральную, гражданскую за действия своего театра, не нужно? То есть мы должны жить по принципу – ты, учредитель, дай денег, а дальше театральными процессами не смей даже поинтересоваться?
А вы знаете, что, может быть, это новое правило, наконец, подтолкнет местные минкульты и департаменты культуры хоть иногда смотреть премьеры в своих театрах. Я много езжу по стране и всегда задаю своим коллегам-директорам вопрос: «А к вам губернатор приходил на премьеры?» И часто слышу: «Ну, он не особо театром интересуется. Он больше по футболу, по хоккею…» – «Хорошо. А министр культуры?» – «А ему некогда». – «Может быть, вице-премьер хотя бы?» – «Да, был как-то раз на юбилее у нашей актрисы. Приехал к концу, поздравил и немного посидел в зале».
Так, может быть, как раз инициатива СТД и «Золотой маски» заставят чиновников обратить внимание на свои местные театры? Чиновник, конечно, не должен заниматься искусством и диктовать художникам, как ставить спектакли, но его задача в том, чтобы театр региона не выглядел убого на карте страны. Пусть придет и поинтересуется: «А что мы выдвигаем? А как это выглядит? Не требуется ли помощь на постановочные расходы или, например, организационные расходы? Ходит ли зритель? И так далее». Власть является учредителем театра, но, повторюсь, часто учредитель судит о деятельности театра лишь по бухгалтерским отчетам. Мои коллеги дозваться к себе никого не могут. Хотя, не исключено, что если губернатор хотя бы раз в сезон станет посещать театр, такому коллективу легче будет и спонсора найти, и ремонт сделать…
– И все же, вам не кажется, что столь тесная связь театра с государством, которая уже была в истории нашей страны, оставила не самый положительный результат? Тем более, что в данном случае речь идет не о государственной или чиновничьей награде, а о награде профессионального сообщества.
– Скажите, а сегодня есть в стране хотя бы один театр, который без помощи государства в состоянии выжить и существовать? Если это премия сообщества, то давайте так «Золотую маску» и назовем – премия сообщества, и не будем просить денег на проведения из федерального бюджета, просить регионы в это финансово вкладываться и всячески это поддерживать…
Пускай так и будет, но в этом случае снимите с нее статус национальной. Не будет 200 миллионов на ее проведение просить и привлекать к спонсорству один из крупнейших банков, в котором 50% государственного участия.
Мы как раз говорим о том, что если это профессиональная и независимая премия, то ее итоги должны складываться из общественного мнения, театрального мнения, мнения СТД и учредителя, который тоже тебя поддерживает. Мы же не просим чиновника давать художественную оценку спектакля – мы просим, извините, чтобы в письме было написано, что он поддерживает и решение данного театра, и регионального отделения СТД на соискание национальной театральной премии «Золотая маска», поскольку данный спектакль отвечает задачам государственной культурной политики (есть соответствующий указ президента). Или это кому-то непонятно?
А что касается участия органов исполнительной власти в жизни театрального коллектива – это не просто нормальная, это необходимая практика. Нет, речь идет не о «приёмке» спектаклей комиссиями Министерств и Департаментов культуры, как это было при советской власти.
Но руководители культурной отрасли должны обладать соответствующей квалификацией и иметь насмотренность, представление о том, что происходит в подведомственных организациях. И если ты подписал приказ о назначении режиссера в театр, то будь добр – неси ответственность за деятельность своего работника, что не означает круглосуточного надзора и мелочных придирок, в которых сейчас утонули чиновники разных мастей.
Вахтангов в 1919 году написал статью «С художника спросится». Тогда, сразу после революции, один из гениев режиссуры, чье имя до сих пор является синонимом новаторства, художественных открытий, целого направления в искусстве, писал о том, что художник должен творить вместе с народом.
«Чтобы создать новое и одержать победу, художнику нужна Антеева земля. Народ – вот эта земля». Хорошо бы и сегодняшним театральным деятелям задуматься об этом. Почувствовать свою ответственность перед сегодняшним и завтрашним театром. Перед своим народом. Перед своей страной.
– Но это же неизбежно создаст дополнительные поводы для конфликтных ситуаций на местах между руководителями театров, режиссерами и теми же местными чиновниками.
– Понимаете, искусство – тонкая вещь, и почва для конфликта есть всегда. Но мы руководствовались, подчеркиваю, как раз принципом консолидации – с тем, чтобы, наконец, все слагаемые механизма стали исправно работать, и местные органы власти, а также минкульт и СТД помогали театру. У нас одна страна и общие ценности.
– А по каким критериям отбирался и формировался новый состав жюри?
– Были предложения от кабинетов и комиссий СТД. А дальше я получил этот список и стал всех обзванивать. Кто-то сказал: «Извините, я не буду в этом участвовать». Кто-то сказал: мол, я бы с удовольствием, но, понимаете, большинство прежних экспертов «Золотой маски» меня не поддержит, мне звонят, угрожают… Вот такая «независимая» и профессиональная оценка и премия… Сообщество, к которому вы апеллируете, как злобная свора набросилась на новых членов жюри, выдвинутых СТД РФ.
Позвольте, но почему небольшая группка людей, возомнившая себя истиной в последней инстанции в сфере театрального искусства, лишает своих коллег, людей с профильным образованием, действующих критиков, уважаемых ученых и театральных деятелей разных профессий права оценивать работы театров страны?
То есть, по их логике, существует два мнения – мое и неправильное. Одни и те же люди десятилетиями менялись местами – из экспертов переходили в жюри и наоборот. Ездили по российским театрам на деньги прежнего СТД и диктовали, что ставить, а что уже давно «отстой». Кстати, в категорию немодного и ненужного спектакля попадали серьезные работы, поражающие и профессионализмом, и смелостью режиссерской мысли, но не отвечающие вкусам «узкого круга».
Ну, а в последние два года противостояние в отрасли достигло слишком высокого градуса. Шельмовать свою страну стало «хорошим тоном» в определенных кругах. И подобные опусы ставятся на бюджетные деньги. Ни в одной стране не может существовать система безответственного распоряжения бюджетными или спонсорскими деньгами.
Кто-то говорил: «Я очень занят». Были такие, кстати, очень уважаемые в нашей театральной среде люди, которые мне просто сказали: «Я считаю, что это надо закрыть, и не хочу в этом участвовать». Но, разумеется, так реагировали не все, и мы, в итоге, собрали, мне кажется, хорошее жюри.
– Как вы определяете свою роль в нынешней «Золотой маске»: спаситель, реформатор, антикризисный управляющий, корректировщик, играющий тренер?.. Какая у вас сверхзадача?
– Подождите, у меня в трудовом договоре с СТД написано – вице-президент. Вице-президент за что отвечает? Там три конкретные задачи. Предлагает составы жюри экспертов на обсуждение к секретариату. Готовит материалы по организационно-техническому проведению конкурса и фестиваля.
Предлагает другие мероприятия по обеспечению деятельности дирекции. В трудовом договоре есть пункт: оплата труда. Я написал: «Безвозмездно», – потому что это моя общественная работа. Не я определяю, какой будет «Золотая маска». Театральное сообщество должно собраться на очень серьезный, на очень долгий и непростой разговор и поговорить, куда мы движемся.
– То есть опять чиновники?
– Нет, театральное сообщество. Оно должно собраться, провести съезд либо конференцию и обсудить наболевшие вопросы. А из первостепенных задач – нужно сделать од - но: члены жюри должны посмотреть спектакли, которые были заявлены прежним экспертным советом в большую афишу, и весной раздать «Золотые маски».
– Довольно острая тема: в этом сезоне впервые за многие годы отобранные экспертами спектакли не приедут в Москву, в связи с чем фактически не будет и фестиваля. В итоге, театралы лишились возможности, не покидая Москвы, увидеть лучшие российские спектакли прошлого сезона, а члены жюри поедут в регионы…
– Почему жюри поедут в регионы? Почему впервые за многие годы спектакли не едут в Москву? Потому что у «Золотой маски» накопились серьезные долги. И проводить сейчас фестиваль попросту не на что.
Кто-то предлагал и второй вариант – не проводить фестиваль в этом году, сосредоточиться на перезапуске «Золотой маски». Но все же решили, что не нужно ничего останавливать, поскольку люди работали, наверняка надеялись быть замеченными. Плюс – прерывать даже на один сезон летопись театра тоже было бы нехорошо.
В итоге, пришли к такому компромиссному решению. И, несмотря на широкий общественный резонанс, сейчас всем объясняем, что к чему.
Сменилась дирекция «Золотой маски», сменился секретариат, сменился председатель Союза театральных деятелей. Всё это произошло стремительно и фактически в разгар сезона. Не хватает времени и средств для проведения полномасштабного фестиваля, как это было в прежние годы. Сейчас это надо выровнять, и дальше, я уверен, все будет на высоте.
