На сцене Шаляпинского Дома Учебного театра Театрального института имени Бориса Щукина Ася Князева представила спектакль «Ночные дороги», который поставила с актерским курсом Михаила Семакова. Он создан по роману Гайто Газданова о судьбе парижских маргиналов и русских эмигрантов «первой волны».
Гайто Газданов – автор, имя которого в русскую литературу возвращают из французской «ссылки». Роман «Ночные дороги» – это, пожалуй, самое важное высказывание автора о непарадной жизни Парижа, о трагедии первого поколения русских эмигрантов и рефлексии былого величия, «померкшего на чужбине».
Сюжет спектакля (как и сюжет романа) переносит в Париж 30-х годов. Писатель Гайто, перебравшись сюда, почти 25 лет работает водителем такси. Вернее, сначала устраивается портовым грузчиком, затем – мойщиком паровозов, преподавателем русского и французского языков, и только потом – получает работу ночного шофера. Богатый жизненный опыт помогает беспристрастно и цинично смотреть на местных и приезжих обитателей парижских закоулков.
О столице Франции на аскетичной сцене Щукинского театра напоминает только бронзовая фигурка Эйфелевой башни – и повторяющая ее форму полупрозрачная тень на стене. Но рассказ Гайто (Александр Колясников) оживляет и преображает полупустое пространство.
Вначале появляется загадочная конструкция из тряпок — случайно встреченная героем старуха. Она запевает «Мой миленький дружок…» из оперы «Пиковая Дама» Чайковского — сбрасывает тяжелую накидку и оборачивается… молодой девушкой. И это не единственное превращение, которое ждет зрителей. Спектакль, как и роман, как будто концентрируется на теме преображения человека, причины которого неведомы ему самому.
«В силу нелепой случайности мне пришлось стать шофером такси», — безразлично замечает Гайто, его слова заглушает рев мотора. Сцена как будто трещит по швам — и герой начинает перевоплощаться в таксиста. Превращение сопровождается щелчками и тресками, заволакивается клубами дыма и вспышками… Клиенты проносятся вереницей быстрых кинематографичных кадров: называют парижские адреса и разыгрывают небольшие «ночные» этюды.
Бесконечные прохожие — случайные образы из памяти Газданова — растворяются в пространстве темного и неприветливого города. На фоне двенадцати стульев и старого рояля их разговоры о бедности, одиночестве, сложностях эмигрантской жизни звучат приговором ночного Парижа — размышлением о разрушении человеческого мира, как будто бы унаследованным из романов Гюго и Бальзака. На лицах героев даже в темноте отчетливо выделяются серые тени. Художник Сергей Новоявчев и создательницы костюмов Светлана и Екатерина Мирошниченко реализуют не только идею метаморфозы человека под влиянием внешних обстоятельств, но и сталкивают поэтичную красоту газдановского языка с фактическим уродством героев.
Спектакль визуально отсылает к эстетике кино тридцатых годов. В лиричных образах отражаются мрачные предчувствия, тревоги и разочарования предвоенного десятилетия. Чувство мистицизма и нереальности происходящего подчеркивают свет и музыка: монологи героев, сопровождаемые неторопливыми мелодиями, звучат, как песни. Упаднические настроения передает французский шансон, романс «Чужие города» для героев-эмигрантов звучит приветом от давно покинутой Родины… Голос Александра Колясникова, загадочно-отдаленный и равнодушный, сопровождается тихими напевами скрипки — музыка превращает прозу Газданова в эпитафию по уходящему из-под ног миру.
Сквозь язвительность и беспристрастность ночного шофера проглядывают потерянность и отчаяние. Газданов по натуре был человеком саркастичным и язвительным, но в спектакле его остроумные реплики и точные наблюдения окрашиваются равнодушием случайного попутчика.
Молодой Гайто в ночном Париже кажется чужаком: отказывается участвовать в уличных интрижках, пьет молоко вместо дешевого вина… Но чужаками кажутся и другие, они существуют как будто бы в воспоминаниях главного героя: Жанна Ральди, куртизанка, о которой в ночном Париже слагают легенды; эмигранты Федорченко и Васильев, которые подчиняют свои интересы теориям заговоров; Сюзанна и Алиса, которые пытаются забыть об «уличном» прошлом и «порвать» с обществом ночного Парижа…
Гайто сталкивается с ними в переломные моменты судеб: Сюзанна выходит замуж за Федорченко, который начинает сходить с ума, Жанна Ральди замысляет последнюю в своей жизни авантюру и готовит к роли дамы полусвета красавицу Алису, на деле оказавшуюся пустышкой, Платон превращается в алкоголика…
Федорченко (Дмитрий Окороков) в начале спектакля кажется разбитным русским казачком, очаровательным и комичным в духовной ограниченности. Сам он как будто состоит из хаотичных «перебежек» по сцене и бессмысленно-громких реплик, подкрепляемых пояснительными пантомимами для французов. После свадьбы Федорченко проходит через загадочную трансформацию — и пока зрители пытаются разглядеть в застывшем на стуле герое отзвуки прошлого веселья, он как будто утрачивает возможность к шебутному передвижению — превращается в полуживую статую.
В романе супруга Федорченко — Сюзанна — появляется только когда речь заходит о свадьбе. Но в спектакле Сюзи (Елизавета Кондратюк), сначала «сквозная» второстепенная героиня, посетительница ночного бара, растет вместе с Гайто: и чем сложнее становится участь девушки, связавшей свою судьбу с некстати затосковавшим иностранцем, тем равнодушнее становится ночной шофер. Такая же шумная, как Федорченко, героиня сначала смеется, затем — плачет. Эмоции Сюзи раздражают уходящего в себя Гайто. Ночной шофер не хочет становится для Федорченко спасителем и соратником — а Сюзанна не принимает его как простого наблюдателя, полагая, что тоска по Родине у всех эмигрантов общая — а значит, одинаковая.
Перемены в мироощущении Федорченко — герой сходит с ума, пытаясь понять, зачем вообще существует — можно объяснить знакомством с параноиком Васильевым, внезапно нахлынувшими воспоминаниями о жизни на уничтоженной большевиками Родине, внезапным осознанием изгнанничества… Его ностальгия становится в спектакле последней «парижской нотой». Звучит она в русско-французском дуэте певицы из бара и русского аристократа, в рассуждениях Гайто о князе Нербатове, в бессвязных восклицаниях дворянина в оборванном фраке…
Образ настоящей парижской «дамы полусвета», Жанны Ральди (Владислава Басова) — это самое яркое воспоминание героя. Сосланная в ночной Париж за выслугу лет, «постаревшая» в восприятии Гайто, она как будто сама состоит из воспоминаний о аристократичном прошлом. В той крайней степени бедности, которая определяет ее настоящее, былые успехи подкрепляют ее душевные силы и помогают сохранить гордость. Жанна не просит у Гайто помощи — но очарованный ее стойкостью ночной шофер почему-то проникается ее судьбой. Сцены с Ральди — единственные эпизоды, где он отступает от роли стороннего наблюдателя и проявляет эмпатию.
Судьбы Жанны и клошара Платона (Федор Медведев) в спектакле выведены с неподдельным интересом и сочувствием. Они чуть ли не единственные, кто понимал ночного шофера, и кого понимал он сам. Оба героя обладают способностью постепенно занимать всю сцену, «выживать» с нее случайных прохожих — их разговоры с Гайто обретают оттенок доверительной интимности. Последние часы Жанны он запоминает навсегда: карточки с воспоминаниями рассыпаются по полу, словно сама жизнь, неумолимо клонящаяся к закату. Смерть Жанны в спектакле становится не просто кульминацией, а квинтэссенцией горя.
Трагедия Платона — в том, что ночной Париж отнимает у него сначала понимание искусства, затем — умение созерцать красоту. В финале его лишают даже возможности сопереживать. Он развенчивает мифы о Жанне Ральди, оперируя фактами из дешевой газеты, он говорит о судьбе молодой вдовы Сюзи и цинично высмеивает ее. На сцене клошар, который сначала кажется забавным интеллигентом-пьяницей, превращается в бездушного человека.
Воспоминания Гайто рассеивается, как дым, итоги рассказанных со сцены историй размываются светом – и ходом истории. В финале Гайто провозглашает приговор обитателям ночного Парижа — но в его словах звучит не отчаяние, а смирение. Гайто, в отличие от остальных, принимает неконтролируемое человеком трансформацию души. В мире, разъятом несправедливостью, он продолжает делать то, что ему подвластно — рассеивать семена сочувствия и человечности.
Гайто Газданов – автор, имя которого в русскую литературу возвращают из французской «ссылки». Роман «Ночные дороги» – это, пожалуй, самое важное высказывание автора о непарадной жизни Парижа, о трагедии первого поколения русских эмигрантов и рефлексии былого величия, «померкшего на чужбине».
Сюжет спектакля (как и сюжет романа) переносит в Париж 30-х годов. Писатель Гайто, перебравшись сюда, почти 25 лет работает водителем такси. Вернее, сначала устраивается портовым грузчиком, затем – мойщиком паровозов, преподавателем русского и французского языков, и только потом – получает работу ночного шофера. Богатый жизненный опыт помогает беспристрастно и цинично смотреть на местных и приезжих обитателей парижских закоулков.
О столице Франции на аскетичной сцене Щукинского театра напоминает только бронзовая фигурка Эйфелевой башни – и повторяющая ее форму полупрозрачная тень на стене. Но рассказ Гайто (Александр Колясников) оживляет и преображает полупустое пространство.
Вначале появляется загадочная конструкция из тряпок — случайно встреченная героем старуха. Она запевает «Мой миленький дружок…» из оперы «Пиковая Дама» Чайковского — сбрасывает тяжелую накидку и оборачивается… молодой девушкой. И это не единственное превращение, которое ждет зрителей. Спектакль, как и роман, как будто концентрируется на теме преображения человека, причины которого неведомы ему самому.
«В силу нелепой случайности мне пришлось стать шофером такси», — безразлично замечает Гайто, его слова заглушает рев мотора. Сцена как будто трещит по швам — и герой начинает перевоплощаться в таксиста. Превращение сопровождается щелчками и тресками, заволакивается клубами дыма и вспышками… Клиенты проносятся вереницей быстрых кинематографичных кадров: называют парижские адреса и разыгрывают небольшие «ночные» этюды.
Бесконечные прохожие — случайные образы из памяти Газданова — растворяются в пространстве темного и неприветливого города. На фоне двенадцати стульев и старого рояля их разговоры о бедности, одиночестве, сложностях эмигрантской жизни звучат приговором ночного Парижа — размышлением о разрушении человеческого мира, как будто бы унаследованным из романов Гюго и Бальзака. На лицах героев даже в темноте отчетливо выделяются серые тени. Художник Сергей Новоявчев и создательницы костюмов Светлана и Екатерина Мирошниченко реализуют не только идею метаморфозы человека под влиянием внешних обстоятельств, но и сталкивают поэтичную красоту газдановского языка с фактическим уродством героев.
Спектакль визуально отсылает к эстетике кино тридцатых годов. В лиричных образах отражаются мрачные предчувствия, тревоги и разочарования предвоенного десятилетия. Чувство мистицизма и нереальности происходящего подчеркивают свет и музыка: монологи героев, сопровождаемые неторопливыми мелодиями, звучат, как песни. Упаднические настроения передает французский шансон, романс «Чужие города» для героев-эмигрантов звучит приветом от давно покинутой Родины… Голос Александра Колясникова, загадочно-отдаленный и равнодушный, сопровождается тихими напевами скрипки — музыка превращает прозу Газданова в эпитафию по уходящему из-под ног миру.
Сквозь язвительность и беспристрастность ночного шофера проглядывают потерянность и отчаяние. Газданов по натуре был человеком саркастичным и язвительным, но в спектакле его остроумные реплики и точные наблюдения окрашиваются равнодушием случайного попутчика.
Молодой Гайто в ночном Париже кажется чужаком: отказывается участвовать в уличных интрижках, пьет молоко вместо дешевого вина… Но чужаками кажутся и другие, они существуют как будто бы в воспоминаниях главного героя: Жанна Ральди, куртизанка, о которой в ночном Париже слагают легенды; эмигранты Федорченко и Васильев, которые подчиняют свои интересы теориям заговоров; Сюзанна и Алиса, которые пытаются забыть об «уличном» прошлом и «порвать» с обществом ночного Парижа…
Гайто сталкивается с ними в переломные моменты судеб: Сюзанна выходит замуж за Федорченко, который начинает сходить с ума, Жанна Ральди замысляет последнюю в своей жизни авантюру и готовит к роли дамы полусвета красавицу Алису, на деле оказавшуюся пустышкой, Платон превращается в алкоголика…
Федорченко (Дмитрий Окороков) в начале спектакля кажется разбитным русским казачком, очаровательным и комичным в духовной ограниченности. Сам он как будто состоит из хаотичных «перебежек» по сцене и бессмысленно-громких реплик, подкрепляемых пояснительными пантомимами для французов. После свадьбы Федорченко проходит через загадочную трансформацию — и пока зрители пытаются разглядеть в застывшем на стуле герое отзвуки прошлого веселья, он как будто утрачивает возможность к шебутному передвижению — превращается в полуживую статую.
В романе супруга Федорченко — Сюзанна — появляется только когда речь заходит о свадьбе. Но в спектакле Сюзи (Елизавета Кондратюк), сначала «сквозная» второстепенная героиня, посетительница ночного бара, растет вместе с Гайто: и чем сложнее становится участь девушки, связавшей свою судьбу с некстати затосковавшим иностранцем, тем равнодушнее становится ночной шофер. Такая же шумная, как Федорченко, героиня сначала смеется, затем — плачет. Эмоции Сюзи раздражают уходящего в себя Гайто. Ночной шофер не хочет становится для Федорченко спасителем и соратником — а Сюзанна не принимает его как простого наблюдателя, полагая, что тоска по Родине у всех эмигрантов общая — а значит, одинаковая.
Перемены в мироощущении Федорченко — герой сходит с ума, пытаясь понять, зачем вообще существует — можно объяснить знакомством с параноиком Васильевым, внезапно нахлынувшими воспоминаниями о жизни на уничтоженной большевиками Родине, внезапным осознанием изгнанничества… Его ностальгия становится в спектакле последней «парижской нотой». Звучит она в русско-французском дуэте певицы из бара и русского аристократа, в рассуждениях Гайто о князе Нербатове, в бессвязных восклицаниях дворянина в оборванном фраке…
Образ настоящей парижской «дамы полусвета», Жанны Ральди (Владислава Басова) — это самое яркое воспоминание героя. Сосланная в ночной Париж за выслугу лет, «постаревшая» в восприятии Гайто, она как будто сама состоит из воспоминаний о аристократичном прошлом. В той крайней степени бедности, которая определяет ее настоящее, былые успехи подкрепляют ее душевные силы и помогают сохранить гордость. Жанна не просит у Гайто помощи — но очарованный ее стойкостью ночной шофер почему-то проникается ее судьбой. Сцены с Ральди — единственные эпизоды, где он отступает от роли стороннего наблюдателя и проявляет эмпатию.
Судьбы Жанны и клошара Платона (Федор Медведев) в спектакле выведены с неподдельным интересом и сочувствием. Они чуть ли не единственные, кто понимал ночного шофера, и кого понимал он сам. Оба героя обладают способностью постепенно занимать всю сцену, «выживать» с нее случайных прохожих — их разговоры с Гайто обретают оттенок доверительной интимности. Последние часы Жанны он запоминает навсегда: карточки с воспоминаниями рассыпаются по полу, словно сама жизнь, неумолимо клонящаяся к закату. Смерть Жанны в спектакле становится не просто кульминацией, а квинтэссенцией горя.
Трагедия Платона — в том, что ночной Париж отнимает у него сначала понимание искусства, затем — умение созерцать красоту. В финале его лишают даже возможности сопереживать. Он развенчивает мифы о Жанне Ральди, оперируя фактами из дешевой газеты, он говорит о судьбе молодой вдовы Сюзи и цинично высмеивает ее. На сцене клошар, который сначала кажется забавным интеллигентом-пьяницей, превращается в бездушного человека.
Воспоминания Гайто рассеивается, как дым, итоги рассказанных со сцены историй размываются светом – и ходом истории. В финале Гайто провозглашает приговор обитателям ночного Парижа — но в его словах звучит не отчаяние, а смирение. Гайто, в отличие от остальных, принимает неконтролируемое человеком трансформацию души. В мире, разъятом несправедливостью, он продолжает делать то, что ему подвластно — рассеивать семена сочувствия и человечности.
