«Русский театр в Белграде» появился более десяти лет назад. Его организовала выпускница ГИТИСа Евгения Ешкина-Ковачевич вместе со своим супругом Даниэлом. Сейчас в репертуаре театра – спектакли на сербском и русском языках, а играют в них русские и сербские профессиональные артисты.
– Евгения, прочитала, что ваш театр имеет статус общественной организации. Это действительно так?
– Я не уверена, что это корректный перевод. Наш театр правильнее будет определять как некоммерческую организацию. По-сербски udruzenje gradjana. Если переводить на русский буквально, то получается «объединение граждан».
– Театр основан в 2012 году. Как у вас родилась идея переезда в Сербию и создания театра?
– Учась в ГИТИСе, я познакомилась со своим будущим мужем, который жил в Сербии. Мастер его курса также окончила ГИТИС, училась у моего профессора, но несколькими годами ранее. После учебы она уехала в тогда еще Югославию и преподавала в Центральном институте, где учился мой муж. У ГИТИСа с этим институтом был обмен студентами, поэтому их курс приезжал к нам в гости, а наш – к ним. Так мы познакомились с Даниэлом. Окончив ГИТИС в 2004 году, я переехала жить к нему. Идея основать театр родилась из потребности заниматься русской литературой и русским театром. В начале хотели делать постановки на сербском языке по русской литературе и в русской театральной традиции, по возможности приглашая русских режиссеров, сценографов и так далее. В последние годы ставим спектакли и на русском языке.
– В последние годы – это после февраля 2022 года, когда в Сербию приехали релоканты из России?
– Да, когда приехала русскоязычная публика и русскоязычные коллеги. До этого из профессиональных русских актеров в Сербии была только я, а русскоязычной публики набиралось на один-два показа. Поскольку спектакль – это большая работа, требующая много времени и сил, было нерентабельно делать постановки на русском языке.
– Кто сейчас составляет труппу? И есть ли труппа как таковая?
– С нами сотрудничают профессиональные дипломированные актеры с русскими и сербскими корнями. У нас два направления деятельности: детская театральная студия, где мы с учениками ставим спектакли, и непосредственно театр с профессиональными актерами, режиссерами, сценографами и работниками сцены. Все получают оплату за конкретные проекты. Поскольку наш театр – некоммерческая организация, мы не можем содержать труппу с зарплатой, пенсионными и другими отчислениями.
– Профессионалы, которые с вами сотрудничают, – выпускники местного театрального вуза?
– Не только. Здесь есть несколько государственных и частных театральных институтов. Наши коллеги, с которыми мы играем спектакли на сербском, выпускники местного Государственного театрального института. Наши русскоязычные артисты учились в российских театральных вузах, большинство – в ГИТИСе.
– Русскоязычные и сербские артисты играют вместе в каких-то спектаклях?
– Раньше они не пересекались, но в апреле мы начали работу над проектом «Счастливые дни несчастливого человека» по Арбузову, где у нас русский режиссер, два сербских и два русских актера. Но пока этот проект, к сожалению, приостановлен, поскольку есть сложности с финансированием. Вместе с Театром имени Волкова мы сейчас делаем спектакль по «Маленьким трагедиям» Пушкина. В нем заняты русские актеры из Ярославского театра и наши сербские артисты.
– Вы сказали, что ставите спектакли в традициях русской театральной школы. Насколько она отличается от местной?
– Во время обучения не особо отличается, поскольку в сербских институтах преподают по той же системе Станиславского. Разница проявляется непосредственно в работе над спектаклем. Сербские актеры, видимо, в силу темперамента более эмоциональные, более энергичные и более прямые в выражении своих чувств: «я говорю то, что я делаю и думаю». В отличие от русского актера, который делает одно, говорит другое, думает третье и самое важное вкладывает в паузы между словами.
– Вы, насколько я понимаю, кипучую сербскую энергию стремитесь усмирить и научить артистов «внутренней жизни»?
– Совершенно верно.
– Если говорить о репертуаре, что играет сербскоязычная труппа и что – русскоязычная? Как этот материал отбирается?
– Мы стараемся идти от режиссера к репертуару. Думаю, правильно отталкиваться от того, что человек сам хочет поставить. Если предложения режиссера совпадают с нашей репертуарной политикой, тогда мы их принимаем. На сербском у нас есть спектакль «Преступление и наказание», который ставил мой супруг Даниэл Ковачевич. На русском языке выпустили «Ариадну» о жизни Ариадны Эфрон, дочери Марины Цветаевой. У нас есть концерт-спектакль по детским сказкам с музыкой Рахманинова и песочной анимацией.
– Сколько сейчас постановок в вашем репертуаре?
– На сегодняшний день пять.
– Как вы выбираете режиссера? Сами его находите или он находит вас?
– Вначале находим режиссера, знакомимся и понимаем, совпадают ли наши взгляды. Потом решаем, что можем вместе сделать, исходя из наших возможностей – количества актеров и финансов. Найдя точки соприкосновения, начинаем работу.
– Вы упомянули спектакль «Ариадна», который недавно поставили. Расскажите, пожалуйста, подробнее про то, как работали над этой постановкой.
– Спектакль поставил Филипп Виноградов. Его нам порекомендовал режиссер, который делал сказки с песочной анимацией. Филипп сам предложил выпустить спектакль об Ариадне Эфрон, поскольку несколько лет в Москве сотрудничал с Музеем Цветаевой – как раз в тот период они готовили выставку, посвященную выходу книги «Ариадна Эфрон: рассказанная жизнь». Тогда у Филиппа и появилась идея сделать спектакль. О ней, о ее семье, об их опыте эмиграции и возвращении домой. Эта идея мне очень понравилась. Во-первых, Марина Цветаева – моя любимая поэтесса. Во-вторых, не так много режиссеров, которые хотят работать со стихами. У меня давно была идея сделать спектакль по Маяковскому. Но я актриса, не режиссер, поэтому сама не берусь делать, а постановщиков эта тема не привлекает. В-третьих, Филипп предложил работать в форме дуо-драмы, что облегчало работу. В спектакле играем я и мой муж. За основу взяты стихи и тексты из книги «Ариадна Эфрон: рассказанная жизнь». Сложно было придумать, как ввести в спектакль Даню и какая у его персонажа будет функция. Мы пробовали разные варианты, сочиняли, придумывали, что-то Филипп принимал, что-то отвергал. Шаг за шагом удалось, собрали спектакль.
– Тема эмиграции и возвращения домой находит отклик у недавно прибывших русскоязычных зрителей?
– Несомненно, поскольку за 100 лет не изменилось то, как человек проживает опыт эмиграции. Эта тема интересна и тем, кто переехал в Сербию 10–15 лет назад. Я в процессе работы над спектаклем находила мысли и описание эмоций, которые были присущи мне или моим эмигрировавшим знакомым. Массовый переезд, который произошел после 2022 года, – это возможность не только порефлексировать, но и с кем-то поделиться своими чувствами. Когда переезжала я, еще не было социальных сетей и такого количества эмигрантов, с которыми можно обсудить то, что ты проживаешь. Это намного тяжелее. Эмиграция Марины Цветаевой и ее семьи не была легкой, несмотря на имя и статус поэтессы. Тяжело приходилось и другим именитым эмигрантам первой волны. Сейчас мы работаем над одним проектом и изучаем письма, которые писали Куприн, Бунин, Мережковский и Гиппиус в Белград, где основали союз для помощи русским эмигрировавшим литераторам. Они уезжали в экстремальной ситуации – без средств, без подготовки, без возможности как-то жить в новой стране. То, как они пытались приспособить жизнь под себя, не сильно отличается от современного опыта.
– Ваши спектакли поддерживают русские фонды и «Русский дом». Сложно ли в Сербии найти финансирование?
– Непросто. Есть конкурс от сербского Министерства культуры, в котором могут принимать участие местные государственные театры и независимые организации. Но сколько бы мы к ним ни подавались, ни разу средств не получали. Видимо, они больше поддерживают государственные театры и фестивали, а на независимые, тем более русские, мало что остается. Еще есть возможность подавать заявки в европейские фонды, но не только сейчас, но и раньше с названием «Русский театр в Белграде» у нас практически не было шансов, а сейчас они и вовсе равны нулю. Остается два варианта: делать на свои средства – что практически невозможно для профессиональных спектаклей – или обращаться к русским фондам.
– Спектакли, которые сейчас в репертуаре, профинансировали русские фонды?
– «Ариадну» и сказки с песочной анимацией финансировал Фонд наследия русского зарубежья. Они как раз поддерживали проекты, связанные с художниками, композиторами и поэтами первой волны эмиграции. Цветаева и Рахманинов, музыка которого звучит в сказках, попали в эту тему.
– Если говорить про «Русский дом» в Белграде, каким-то образом он вам помогает?
– У них нет возможности выделять денежные средства, но они предоставляют площадку для репетиций. Арендовать что-то самим сложно и дорого, поэтому помощь с помещением для нас очень ценна. За то, что они дают площадку для репетиций, мы проводим у них премьеру. Дальше играем спектакли в других локациях, поскольку «Русский дом» не имеет права продавать билеты на мероприятия. И для «Ариадны» в принципе больше подходит другая площадка, более камерная.
– Насколько продажа билетов помогает театру выживать?
– Покрывает затраты на проведение спектакля, не более. Откладывать средства на развитие театра не получается. Наши билеты стоят в пределах 15–20 евро, эта цена считается приемлемой для русских проектов в Белграде. Но она выше, чем стоимость билетов в сербские театры, поэтому поднимать свою цену мы не можем. «Ариадну», например, играем на камерной сцене на 60–70 человек. С продажи билетов можем покрыть затраты на площадку, свет, звук, что-то заплатить актерам и режиссеру. Все.
– Но вам при всех сложностях удается участвовать в фестивалях, в том числе международных. Расскажите, пожалуйста, про эту часть жизни вашего театра – где уже были и куда планируете поехать?
– Мы можем ездить в основном по Сербии. Шансы поехать на фестиваль в Европу с нашим названием и спектаклями на русском языке отсутствуют. Менять название не хочу. Можем участвовать в фестивалях в России. Как выпускники ГИТИСа, которые сейчас творят за рубежом, осенью мы приезжали на «ГИТИСФЕСТ», привозили «Преступление и наказание» на сербском языке. В апреле на том же фестивале играли нашу «Ариадну». С ней же участвовали в Волковском фестивале в Ярославле.
– Поездки, если я правильно понимаю, были за счет организаторов фестиваля? Или как-то удалось изыскать средства?
– За счет организаторов. Это важное условие, учитывая нынешние цены на перелеты. Они неподъемные для нас. Нас приглашали и на другие фестивали, в Мурманск и Иваново, например, но пришлось отказаться, поскольку они не оплачивают дорогу. Сербское Министерство культуры, конечно, выделяет средства на транспортные расходы для театров, но конкурс проводится в январе и закрывается, а приглашения от фестивалей поступают позже.
– Евгения, прочитала, что ваш театр имеет статус общественной организации. Это действительно так?– Я не уверена, что это корректный перевод. Наш театр правильнее будет определять как некоммерческую организацию. По-сербски udruzenje gradjana. Если переводить на русский буквально, то получается «объединение граждан».
– Театр основан в 2012 году. Как у вас родилась идея переезда в Сербию и создания театра?
– Учась в ГИТИСе, я познакомилась со своим будущим мужем, который жил в Сербии. Мастер его курса также окончила ГИТИС, училась у моего профессора, но несколькими годами ранее. После учебы она уехала в тогда еще Югославию и преподавала в Центральном институте, где учился мой муж. У ГИТИСа с этим институтом был обмен студентами, поэтому их курс приезжал к нам в гости, а наш – к ним. Так мы познакомились с Даниэлом. Окончив ГИТИС в 2004 году, я переехала жить к нему. Идея основать театр родилась из потребности заниматься русской литературой и русским театром. В начале хотели делать постановки на сербском языке по русской литературе и в русской театральной традиции, по возможности приглашая русских режиссеров, сценографов и так далее. В последние годы ставим спектакли и на русском языке.
– В последние годы – это после февраля 2022 года, когда в Сербию приехали релоканты из России?
– Да, когда приехала русскоязычная публика и русскоязычные коллеги. До этого из профессиональных русских актеров в Сербии была только я, а русскоязычной публики набиралось на один-два показа. Поскольку спектакль – это большая работа, требующая много времени и сил, было нерентабельно делать постановки на русском языке.
– Кто сейчас составляет труппу? И есть ли труппа как таковая?
– С нами сотрудничают профессиональные дипломированные актеры с русскими и сербскими корнями. У нас два направления деятельности: детская театральная студия, где мы с учениками ставим спектакли, и непосредственно театр с профессиональными актерами, режиссерами, сценографами и работниками сцены. Все получают оплату за конкретные проекты. Поскольку наш театр – некоммерческая организация, мы не можем содержать труппу с зарплатой, пенсионными и другими отчислениями.
– Профессионалы, которые с вами сотрудничают, – выпускники местного театрального вуза?
– Не только. Здесь есть несколько государственных и частных театральных институтов. Наши коллеги, с которыми мы играем спектакли на сербском, выпускники местного Государственного театрального института. Наши русскоязычные артисты учились в российских театральных вузах, большинство – в ГИТИСе.
– Русскоязычные и сербские артисты играют вместе в каких-то спектаклях?
– Раньше они не пересекались, но в апреле мы начали работу над проектом «Счастливые дни несчастливого человека» по Арбузову, где у нас русский режиссер, два сербских и два русских актера. Но пока этот проект, к сожалению, приостановлен, поскольку есть сложности с финансированием. Вместе с Театром имени Волкова мы сейчас делаем спектакль по «Маленьким трагедиям» Пушкина. В нем заняты русские актеры из Ярославского театра и наши сербские артисты.
– Вы сказали, что ставите спектакли в традициях русской театральной школы. Насколько она отличается от местной?
– Во время обучения не особо отличается, поскольку в сербских институтах преподают по той же системе Станиславского. Разница проявляется непосредственно в работе над спектаклем. Сербские актеры, видимо, в силу темперамента более эмоциональные, более энергичные и более прямые в выражении своих чувств: «я говорю то, что я делаю и думаю». В отличие от русского актера, который делает одно, говорит другое, думает третье и самое важное вкладывает в паузы между словами.
– Вы, насколько я понимаю, кипучую сербскую энергию стремитесь усмирить и научить артистов «внутренней жизни»?
– Совершенно верно.
– Если говорить о репертуаре, что играет сербскоязычная труппа и что – русскоязычная? Как этот материал отбирается?
– Мы стараемся идти от режиссера к репертуару. Думаю, правильно отталкиваться от того, что человек сам хочет поставить. Если предложения режиссера совпадают с нашей репертуарной политикой, тогда мы их принимаем. На сербском у нас есть спектакль «Преступление и наказание», который ставил мой супруг Даниэл Ковачевич. На русском языке выпустили «Ариадну» о жизни Ариадны Эфрон, дочери Марины Цветаевой. У нас есть концерт-спектакль по детским сказкам с музыкой Рахманинова и песочной анимацией.
– Сколько сейчас постановок в вашем репертуаре?
– На сегодняшний день пять.
– Как вы выбираете режиссера? Сами его находите или он находит вас?
– Вначале находим режиссера, знакомимся и понимаем, совпадают ли наши взгляды. Потом решаем, что можем вместе сделать, исходя из наших возможностей – количества актеров и финансов. Найдя точки соприкосновения, начинаем работу.
– Вы упомянули спектакль «Ариадна», который недавно поставили. Расскажите, пожалуйста, подробнее про то, как работали над этой постановкой.
– Спектакль поставил Филипп Виноградов. Его нам порекомендовал режиссер, который делал сказки с песочной анимацией. Филипп сам предложил выпустить спектакль об Ариадне Эфрон, поскольку несколько лет в Москве сотрудничал с Музеем Цветаевой – как раз в тот период они готовили выставку, посвященную выходу книги «Ариадна Эфрон: рассказанная жизнь». Тогда у Филиппа и появилась идея сделать спектакль. О ней, о ее семье, об их опыте эмиграции и возвращении домой. Эта идея мне очень понравилась. Во-первых, Марина Цветаева – моя любимая поэтесса. Во-вторых, не так много режиссеров, которые хотят работать со стихами. У меня давно была идея сделать спектакль по Маяковскому. Но я актриса, не режиссер, поэтому сама не берусь делать, а постановщиков эта тема не привлекает. В-третьих, Филипп предложил работать в форме дуо-драмы, что облегчало работу. В спектакле играем я и мой муж. За основу взяты стихи и тексты из книги «Ариадна Эфрон: рассказанная жизнь». Сложно было придумать, как ввести в спектакль Даню и какая у его персонажа будет функция. Мы пробовали разные варианты, сочиняли, придумывали, что-то Филипп принимал, что-то отвергал. Шаг за шагом удалось, собрали спектакль.
– Тема эмиграции и возвращения домой находит отклик у недавно прибывших русскоязычных зрителей?
– Несомненно, поскольку за 100 лет не изменилось то, как человек проживает опыт эмиграции. Эта тема интересна и тем, кто переехал в Сербию 10–15 лет назад. Я в процессе работы над спектаклем находила мысли и описание эмоций, которые были присущи мне или моим эмигрировавшим знакомым. Массовый переезд, который произошел после 2022 года, – это возможность не только порефлексировать, но и с кем-то поделиться своими чувствами. Когда переезжала я, еще не было социальных сетей и такого количества эмигрантов, с которыми можно обсудить то, что ты проживаешь. Это намного тяжелее. Эмиграция Марины Цветаевой и ее семьи не была легкой, несмотря на имя и статус поэтессы. Тяжело приходилось и другим именитым эмигрантам первой волны. Сейчас мы работаем над одним проектом и изучаем письма, которые писали Куприн, Бунин, Мережковский и Гиппиус в Белград, где основали союз для помощи русским эмигрировавшим литераторам. Они уезжали в экстремальной ситуации – без средств, без подготовки, без возможности как-то жить в новой стране. То, как они пытались приспособить жизнь под себя, не сильно отличается от современного опыта.
– Ваши спектакли поддерживают русские фонды и «Русский дом». Сложно ли в Сербии найти финансирование?
– Непросто. Есть конкурс от сербского Министерства культуры, в котором могут принимать участие местные государственные театры и независимые организации. Но сколько бы мы к ним ни подавались, ни разу средств не получали. Видимо, они больше поддерживают государственные театры и фестивали, а на независимые, тем более русские, мало что остается. Еще есть возможность подавать заявки в европейские фонды, но не только сейчас, но и раньше с названием «Русский театр в Белграде» у нас практически не было шансов, а сейчас они и вовсе равны нулю. Остается два варианта: делать на свои средства – что практически невозможно для профессиональных спектаклей – или обращаться к русским фондам.
– Спектакли, которые сейчас в репертуаре, профинансировали русские фонды?
– «Ариадну» и сказки с песочной анимацией финансировал Фонд наследия русского зарубежья. Они как раз поддерживали проекты, связанные с художниками, композиторами и поэтами первой волны эмиграции. Цветаева и Рахманинов, музыка которого звучит в сказках, попали в эту тему.
– Если говорить про «Русский дом» в Белграде, каким-то образом он вам помогает?
– У них нет возможности выделять денежные средства, но они предоставляют площадку для репетиций. Арендовать что-то самим сложно и дорого, поэтому помощь с помещением для нас очень ценна. За то, что они дают площадку для репетиций, мы проводим у них премьеру. Дальше играем спектакли в других локациях, поскольку «Русский дом» не имеет права продавать билеты на мероприятия. И для «Ариадны» в принципе больше подходит другая площадка, более камерная.
– Насколько продажа билетов помогает театру выживать?
– Покрывает затраты на проведение спектакля, не более. Откладывать средства на развитие театра не получается. Наши билеты стоят в пределах 15–20 евро, эта цена считается приемлемой для русских проектов в Белграде. Но она выше, чем стоимость билетов в сербские театры, поэтому поднимать свою цену мы не можем. «Ариадну», например, играем на камерной сцене на 60–70 человек. С продажи билетов можем покрыть затраты на площадку, свет, звук, что-то заплатить актерам и режиссеру. Все.
– Но вам при всех сложностях удается участвовать в фестивалях, в том числе международных. Расскажите, пожалуйста, про эту часть жизни вашего театра – где уже были и куда планируете поехать?
– Мы можем ездить в основном по Сербии. Шансы поехать на фестиваль в Европу с нашим названием и спектаклями на русском языке отсутствуют. Менять название не хочу. Можем участвовать в фестивалях в России. Как выпускники ГИТИСа, которые сейчас творят за рубежом, осенью мы приезжали на «ГИТИСФЕСТ», привозили «Преступление и наказание» на сербском языке. В апреле на том же фестивале играли нашу «Ариадну». С ней же участвовали в Волковском фестивале в Ярославле.
– Поездки, если я правильно понимаю, были за счет организаторов фестиваля? Или как-то удалось изыскать средства?
– За счет организаторов. Это важное условие, учитывая нынешние цены на перелеты. Они неподъемные для нас. Нас приглашали и на другие фестивали, в Мурманск и Иваново, например, но пришлось отказаться, поскольку они не оплачивают дорогу. Сербское Министерство культуры, конечно, выделяет средства на транспортные расходы для театров, но конкурс проводится в январе и закрывается, а приглашения от фестивалей поступают позже.
