14 мая отмечает 80-летний юбилей художественный руководитель Малого драматического театра – Театра Европы Лев Абрамович Додин. «Театрал» поздравляет режиссера с днем рождения и желает здоровья и долгих творческих лет!
В год, когда Лев Додин родился, в Ленинграде был создан Малый Драматический театр. Время было равно неподходящим и для рождения детей, и для создания театров. И то, и другое было сродни чуду. Додин и его театр появились под знаком преодоления, войны, победных салютов и дышащей совсем рядом смерти. Сверстник Додина, ходивший по тем же послеблокадным ленинградским улицам, Иосиф Бродский скажет, что они «дышали воздухом трагедии». Именно этот воздух вошел в поэзию одного и в театр другого. Именно его будут жадно искать в их сочинениях читатели и зрители.
Владимир Иванович Немирович-Данченко оставил о Чехове дивную фразу: «Чехов – это талантливый я». Привожу ее годами в лекциях студентам как пример изумительной и небывалой скромности большого человека, который может осознать и признать гений рядом. И только недавно поняла, что это Немирович говорил вовсе не о таланте писателя Чехова. «Талантливый я» – это про дар формулировать главные вопросы к мирозданию. Те вопросы, которые остальные только предчувствуют, только ощущают, как они «корчатся безъязыкие». Таким «талантливым я» для меня, как и многих других, стал Лев Абрамович Додин и руководимый им Малый Драматический театр.
В разные моменты жизни, исторических сломов, разломов, в наплыве и вихре событий на его спектаклях ты четко вычленял то главное в жизни и судьбе, которое только смутно ощущалось вокруг в смене дней. С первой встречи – со спектакля «Братья и сестры» стало необходимостью в минуты сомнений и раздумий идти на поезд в Петербург, спеша на премьеру или просто очередной спектакль в афише МДТ – Театра Европы.
Поездки, разговоры, рецензии сложились в книгу – «Театральная утопия Льва Додина», которое издательство торопило выпустить к 70-летию мастера. Пока книга была в производстве Лев Додин выпустил свой «Вишневый сад», переломный, знаковый спектакль. Выходя после премьеры, Сергей Женовач задумчиво сказал: «Додин – моложе нас всех. Это спектакль такой молодой энергии и дерзости, с которыми обычно начинают путь в профессию»...
«Вишневый сад» начал прекрасное десятилетие Малого Драматического театра. Этот спектакль вывел новых лидеров, очертил круг тем... Начал новый виток судьбы и пути режиссера-философа Льва Додина. Если бы я продолжила книгу о Льве Додине ее новая глава о десятилетии 2014-2024 годов называлась бы «Страх. Любовь. Отчаяние».
«Страх. Любовь. Отчаяние» назывался спектакль МДТ по Бертольду Брехту, к которому Лев Додин обратился после Чехова. Режиссер объединил в своей авторской композиции два драматургических текста Брехта: к философским рассуждениям Циффеля и Калле из «Разговоров беженцев» добавил гремучую смесь историй героев «Страха и отчаяния третьей империи».
Постановку Додин репетировал параллельно с шекспировским «Гамлетом» (и, надо сказать, «Гамлет» МДТ вполне мог быть назван аналогично). «В нем зреет что-то страшное», – хрипло скажет Гертруда-Ксения Раппопорт о своем сыне. Страшное зреет не только в Гамлете-Даниле Козловском, проходящем путь от оскорбленного осиротевшего сына к фанатику-убийце. Страшное зреет и в самой обольстительной и сильной Королеве Дании и в ее новом муже Клавдии-Игоре Черневиче. И в отчаявшейся Офелии-Елизавете Боярской.
Страшное что-то вселяется в души простых обывателей третьего рейха. В брехтовской постановке на сцене театра появляются эти «представители простого народа», которым выпало жить в великую эпоху. Двое беженцев: Циффель-Татьяна Шестакова и Калле-Сергей Курышев, – принципиально выступают с позиций отдельного и частного человека. Обыкновенного среднего человека, которому решительно неуютно в наступившей «великой эпохе».
Сложенные вместе история датского принца и истории подданных немецкого рейха создают кумулятивный взрывной эффект узнавания общей беды. Той самой общей беды, которую провидчески описал Федор Достоевский в «Братьях Карамазовых».
Над «Братьями Карамазовыми» Додин начал работать в год своего 75-летия и репетировал их четыре года. Как когда-то с «Бесами», он прошел с актерами насквозь весь великий роман и возможную игру в этюды-ассоциации, менял и переставлял исполнителей, вычеркивал роли, оставив в итоге семь персонажей. Включил в их монологи тексты не вошедших в спектакль персонажей, цитаты из «Идиота». Погрузился сам и погрузил нас в исследование бездн человеческого духа – борьбу Бога и дьявола в человеческом сердце.
Как писал Николай Бердяев, «в самой последней глубине человека, в бытийственной бездне – не покой, а движение». Это движение «на последней глубине» и исследуется в спектакле Малого драматического театра. В своем великом пятикнижии Федор Михайлович не раз возвращался к мысли, что обдуманное убийство – это всегда САМОубийство. Убийство Бога в другом – убийство Бога в себе. Убийство Федора Карамазова размалывает души всех причастных. Тут душа себя испытывает: тварь ли я дрожащая? Тут пределы своей свободы человек нащупывает и в восторге вседозволенности не может у адской бездны остановиться...
Как не может остановиться его Король Лир.
«Не стой между драконом и яростью его» – бросает Лир-Сергей Курышев Кенту-Игорю Иванову с таким гневом в голосе, что дальше – только удар. Кент склоняет голову перед властителем. Вторая редакция (а по сути совершенно иной спектакль) «Короля Лира», вышедшая в сезоне 2023/24, – диагноз времени и нам.
Лир-Курышев здесь, действительно, Король. Король «от кончиков пальцев», на голову выше остальных, тот самый «человек в полном смысле слова», венец творенья, о котором грезил Гамлет. Такому легко верить, такого легко любить, такому привычно подчиняться. Но с первого появления на сцене его могучий дух отравлен. Строптивая юница – младшая дочь – осмеливается выказать неподчинение. Наказание настигает мгновенно. Оно огромно, несоразмерно проступку. Лавина ярости короля-отца пугает не только Корделию, но и всех присутствующих. Вирус ненависти, волной пошедший от монарха, поражает его подданных мгновенно.
«Ублюдок» Глостера Эдмунд-Евгений Зайфрид ненавидит отца и законнорожденного брата. Дочери Лира боятся и ненавидят отца. А он, в свою очередь, проклинает дочерей. Страшный, почерневший от гнева Лир заклинает дочернее чрево бесплодием, болезнями, гниением. И в напоре его слов не сразу понимаешь, что проклинает он своих будущих внуков, которых так никогда и не дождется...
Страшная правда, в которой мы сейчас убеждаемся чуть ли не ежедневно: ненависть выжигает, прежде всего, самого ненавистника. Ненависть мутит разум Лира. Ненависть отравляет землю и воздух. Ярятся небеса, но бури не вразумляют безумцев, убивающих друг друга в слепой жажде мести. Лев Додин в своем спектакле-диагнозе точен и беспощаден.
Наткнувшись на тело убитого Эдмунда, Глостер-Сергей Власов осознает самое страшное: «убит рукою брата». И падет замертво от этого открытия. Лир в конце своего мученического пути узнает о смерти троих дочерей, которых проклинал и без которых не может дышать. Он теребит шарф у горла, стараясь ослабить узел. В этом раскаленном мире ярости дракона человеку нечем да и незачем дышать.
В своих интервью Лев Додин часто подчеркивает, что главная цель и задача театра – «дать зрителю почувствовать, что все, что в мире происходит, касается нас, а то, что происходит с нами, касается и кого-то другого. Огромное дело, если зритель побыл Человеком хотя бы полминуты. Можно прожить всю жизнь и не стать Человеком даже на полминуты».
К юбилею – своему и театра, – Лев Додин приурочил премьеру – «Палату №6» по Чехову.
В год, когда Лев Додин родился, в Ленинграде был создан Малый Драматический театр. Время было равно неподходящим и для рождения детей, и для создания театров. И то, и другое было сродни чуду. Додин и его театр появились под знаком преодоления, войны, победных салютов и дышащей совсем рядом смерти. Сверстник Додина, ходивший по тем же послеблокадным ленинградским улицам, Иосиф Бродский скажет, что они «дышали воздухом трагедии». Именно этот воздух вошел в поэзию одного и в театр другого. Именно его будут жадно искать в их сочинениях читатели и зрители.
Владимир Иванович Немирович-Данченко оставил о Чехове дивную фразу: «Чехов – это талантливый я». Привожу ее годами в лекциях студентам как пример изумительной и небывалой скромности большого человека, который может осознать и признать гений рядом. И только недавно поняла, что это Немирович говорил вовсе не о таланте писателя Чехова. «Талантливый я» – это про дар формулировать главные вопросы к мирозданию. Те вопросы, которые остальные только предчувствуют, только ощущают, как они «корчатся безъязыкие». Таким «талантливым я» для меня, как и многих других, стал Лев Абрамович Додин и руководимый им Малый Драматический театр.
В разные моменты жизни, исторических сломов, разломов, в наплыве и вихре событий на его спектаклях ты четко вычленял то главное в жизни и судьбе, которое только смутно ощущалось вокруг в смене дней. С первой встречи – со спектакля «Братья и сестры» стало необходимостью в минуты сомнений и раздумий идти на поезд в Петербург, спеша на премьеру или просто очередной спектакль в афише МДТ – Театра Европы.
Поездки, разговоры, рецензии сложились в книгу – «Театральная утопия Льва Додина», которое издательство торопило выпустить к 70-летию мастера. Пока книга была в производстве Лев Додин выпустил свой «Вишневый сад», переломный, знаковый спектакль. Выходя после премьеры, Сергей Женовач задумчиво сказал: «Додин – моложе нас всех. Это спектакль такой молодой энергии и дерзости, с которыми обычно начинают путь в профессию»...«Вишневый сад» начал прекрасное десятилетие Малого Драматического театра. Этот спектакль вывел новых лидеров, очертил круг тем... Начал новый виток судьбы и пути режиссера-философа Льва Додина. Если бы я продолжила книгу о Льве Додине ее новая глава о десятилетии 2014-2024 годов называлась бы «Страх. Любовь. Отчаяние».
«Страх. Любовь. Отчаяние» назывался спектакль МДТ по Бертольду Брехту, к которому Лев Додин обратился после Чехова. Режиссер объединил в своей авторской композиции два драматургических текста Брехта: к философским рассуждениям Циффеля и Калле из «Разговоров беженцев» добавил гремучую смесь историй героев «Страха и отчаяния третьей империи».
Постановку Додин репетировал параллельно с шекспировским «Гамлетом» (и, надо сказать, «Гамлет» МДТ вполне мог быть назван аналогично). «В нем зреет что-то страшное», – хрипло скажет Гертруда-Ксения Раппопорт о своем сыне. Страшное зреет не только в Гамлете-Даниле Козловском, проходящем путь от оскорбленного осиротевшего сына к фанатику-убийце. Страшное зреет и в самой обольстительной и сильной Королеве Дании и в ее новом муже Клавдии-Игоре Черневиче. И в отчаявшейся Офелии-Елизавете Боярской.
Страшное что-то вселяется в души простых обывателей третьего рейха. В брехтовской постановке на сцене театра появляются эти «представители простого народа», которым выпало жить в великую эпоху. Двое беженцев: Циффель-Татьяна Шестакова и Калле-Сергей Курышев, – принципиально выступают с позиций отдельного и частного человека. Обыкновенного среднего человека, которому решительно неуютно в наступившей «великой эпохе».
Сложенные вместе история датского принца и истории подданных немецкого рейха создают кумулятивный взрывной эффект узнавания общей беды. Той самой общей беды, которую провидчески описал Федор Достоевский в «Братьях Карамазовых».
Над «Братьями Карамазовыми» Додин начал работать в год своего 75-летия и репетировал их четыре года. Как когда-то с «Бесами», он прошел с актерами насквозь весь великий роман и возможную игру в этюды-ассоциации, менял и переставлял исполнителей, вычеркивал роли, оставив в итоге семь персонажей. Включил в их монологи тексты не вошедших в спектакль персонажей, цитаты из «Идиота». Погрузился сам и погрузил нас в исследование бездн человеческого духа – борьбу Бога и дьявола в человеческом сердце.
Как писал Николай Бердяев, «в самой последней глубине человека, в бытийственной бездне – не покой, а движение». Это движение «на последней глубине» и исследуется в спектакле Малого драматического театра. В своем великом пятикнижии Федор Михайлович не раз возвращался к мысли, что обдуманное убийство – это всегда САМОубийство. Убийство Бога в другом – убийство Бога в себе. Убийство Федора Карамазова размалывает души всех причастных. Тут душа себя испытывает: тварь ли я дрожащая? Тут пределы своей свободы человек нащупывает и в восторге вседозволенности не может у адской бездны остановиться...
Как не может остановиться его Король Лир.
«Не стой между драконом и яростью его» – бросает Лир-Сергей Курышев Кенту-Игорю Иванову с таким гневом в голосе, что дальше – только удар. Кент склоняет голову перед властителем. Вторая редакция (а по сути совершенно иной спектакль) «Короля Лира», вышедшая в сезоне 2023/24, – диагноз времени и нам.
Лир-Курышев здесь, действительно, Король. Король «от кончиков пальцев», на голову выше остальных, тот самый «человек в полном смысле слова», венец творенья, о котором грезил Гамлет. Такому легко верить, такого легко любить, такому привычно подчиняться. Но с первого появления на сцене его могучий дух отравлен. Строптивая юница – младшая дочь – осмеливается выказать неподчинение. Наказание настигает мгновенно. Оно огромно, несоразмерно проступку. Лавина ярости короля-отца пугает не только Корделию, но и всех присутствующих. Вирус ненависти, волной пошедший от монарха, поражает его подданных мгновенно.
«Ублюдок» Глостера Эдмунд-Евгений Зайфрид ненавидит отца и законнорожденного брата. Дочери Лира боятся и ненавидят отца. А он, в свою очередь, проклинает дочерей. Страшный, почерневший от гнева Лир заклинает дочернее чрево бесплодием, болезнями, гниением. И в напоре его слов не сразу понимаешь, что проклинает он своих будущих внуков, которых так никогда и не дождется...
Страшная правда, в которой мы сейчас убеждаемся чуть ли не ежедневно: ненависть выжигает, прежде всего, самого ненавистника. Ненависть мутит разум Лира. Ненависть отравляет землю и воздух. Ярятся небеса, но бури не вразумляют безумцев, убивающих друг друга в слепой жажде мести. Лев Додин в своем спектакле-диагнозе точен и беспощаден.
Наткнувшись на тело убитого Эдмунда, Глостер-Сергей Власов осознает самое страшное: «убит рукою брата». И падет замертво от этого открытия. Лир в конце своего мученического пути узнает о смерти троих дочерей, которых проклинал и без которых не может дышать. Он теребит шарф у горла, стараясь ослабить узел. В этом раскаленном мире ярости дракона человеку нечем да и незачем дышать.
В своих интервью Лев Додин часто подчеркивает, что главная цель и задача театра – «дать зрителю почувствовать, что все, что в мире происходит, касается нас, а то, что происходит с нами, касается и кого-то другого. Огромное дело, если зритель побыл Человеком хотя бы полминуты. Можно прожить всю жизнь и не стать Человеком даже на полминуты».
К юбилею – своему и театра, – Лев Додин приурочил премьеру – «Палату №6» по Чехову.
