Президент Республики Таджикистан Эмомали Рахмон в ежегодном новогоднем обращении призвал чиновников… ходить в театр. Прошло полгода, но этого срока оказалось вполне достаточно для того, чтобы понять – от нововведения выиграли все: и республиканские театры, и единственный в Душанбе Русский драматический театр им. Маяковского (не говоря уже о самих чиновниках). С этой темы и начался наш диалог с директором театра Мунирой Дадаевой.
– Как это работает? Ну вот, предположим, Министерство образования подает заявку на апрель, – говорит она. – Мы предлагаем на выбор несколько спектаклей, ведомство выкупает билеты, и мы знаем, что такого-то числа к нам придут из Министерства образования, а потом будет Министерство сельского хозяйства и так далее.
Программа появилась только в этом году, но уже стала популярной: к нам пришли новые зрители (причем театром интересуются искренне – никаких отчетов от них министерство не требует). На нас обратили внимание, и ничего не остается, как рассылать новые письма и приглашать на другие спектакли.
– Как я понимаю, происходит это, несмотря на то, что Русский театр им. Маяковского вот уже десятый год подряд делит помещение с Таджикским театром драмы им. Лахути?
– Да, мы по-прежнему живем на чемоданах, но живем дружно. Фактически наш театр располагается в репетиционном зале Театра им. Лохути: пространство камерное, но мы органично в него вписались с русским репертуаром. И, кстати, мы остались единственным театром в Душанбе, где со сцены звучит русская речь.
– А в целом в Таджикистане сколько русских театров?
– Есть еще Театр Пушкина, но он далеко от нас – в городе Бустон (бывший Чкаловск). А в столице мы единственные. И потому, когда мы оказались без собственного здания, главная моя забота заключалась только в одном – сохранить коллектив, не растерять накопленные силы, не разрушить совершенно особую атмосферу, которая возникала на наших спектаклях. Конечно, был страх, когда сносили здание Театра им. Маяковского. Я тогда всего год как была назначена директором (а вообще в этом театре я с четырёх лет, здесь работала моя сестра, и я с детства играю на сцене). Но продолжать в нем трудиться мы не могли: здание признали аварийным, не помог бы ему и капитальный ремонт. И ничего не оставалось, как ждать, когда будет построен новый театр.
– Кстати, а когда он будет построен?
– Нам обещают, что все работы завершатся через два года. Сроки вполне корректные и небезосновательные, поскольку через два года нашему театру исполнится 90 лет. И, конечно, мы мечтаем встретить юбилей на собственной сцене, сделать большой праздник, поскольку такого театрального здания в Средней Азии точно нет.
– Интересно…
– Да, мне посчастливилось побывать в Набережных Челнах, там есть театр «Мастеровые». Вот точно такой же архитектурный проект полностью переносится к нам, разве что фасад будет немного другим – с учетом стилистики нашей местной архитектуры. А все остальное – и зал на 500 мест, и пошивочный цех, и репетиционные помещения, и склады, и пространство для выставок, и просторные гримерки – всё будет таким же, как в Набережных Челнах. Я ходила тогда по театру и думала: «Господи, какой класс! Немного потерпеть, и у нас будет так же».
И потому, после десяти лет ожиданий, у нас открывается даже не второе дыхание, а третье. Недавно я говорила с коллективом: «Ребят, давайте готовить сценарий к 90-летию! Сделаем бомбическое открытие, яркий и остроумный праздник, настоящий взрыв!» У нас много талантливых артистов, которые сочиняют стихи, пишут капустники, скетчи и песни. Так что, как только мы въедем на новую сцену, мы развернёмся в полную силу.
А пока мы ютимся в репетиционном зале, и вместо гримуборной у нас один большой стол, одно зеркало, и мы за ширмочкой переодеваемся по очереди.
Но, слава Богу, никто не покинул труппу. Наоборот, к нам стали проситься выпускники Института искусств Таджикистана. Правда, мы не можем взять всех желающих, поскольку первостепенным для нас является хорошее знание русского языка.
– Это вопрос, скорее, к чиновникам, но все же: как на государственном уровне поддерживать русский язык, если на весь Таджикистан, с его населением 10,7 млн человек, всего два русских театра…
– Да, вы правы, нашего труда недостаточно, поскольку в Таджикистане спрос на русскоязычные мероприятия весьма велик. Строятся русские школы, вообще появилось много смешанных школ, поскольку у нас, по Конституции, нужно знать не только свой родной язык, но и в качестве дополнительного русский или английский.
– То есть это уже как госпрограмма получается?
– Да-да, госпрограмма. И президент наш прямо об этом говорит. Язык – это свобода. Он открывает новые возможности, открывает мир, помогает интегрироваться… И, вы знаете, очень отрадно, когда родители, не владеющие русским языком, отдают детей в русские классы словно в иностранную школу. Попасть туда порой очень сложно, поскольку молодежь рвется в Россию, им знание языка пригодится.
– А если говорить о вашем театре, получается, что он во многом способствует образовательным целям…
– Да, но при этом важным для нас остается духовная миссия – мост культур, сохранение традиций, классический репертуар и так далее. Есть у нас театральная студия. Мы готовим ребят в надежде укрепить нашу труппу, но многие уезжают в Россию и не возвращаются. Мы, конечно, очень рады за них и от души гордимся, но кадровый вопрос у нас по-прежнему один из самых болезненных.
– Сколько сейчас артистов в труппе?
– У нас 27. При этом больше половины актеров – таджики, которые владеют русским языком. Есть у нас и армяне, и грузины, и татары, и, конечно, русские.
– Многонациональный коллектив…
– Да, но при этом нет педагога-репетитора по речи. Мы сами занимаемся друг с другом, если слышим неправильные ударения или ощутимый акцент. Вся надежда на собственный слух, поскольку никто не поможет и не спасет, если мы сами будем небрежно относиться к своему делу. Еще одна проблема: нам не хватает юных актрис. Парней много, а девушек найти сложно. И причина здесь не столько в театральном образовании, сколько в менталитете и общей национальной традиции: такая же проблема и в других театрах Таджикистана.
– Как вы ее решаете?
– Часто играем не свой возраст. Режиссёр говорит: «Так, забыли про возраст и вперед!» Преодолеваем себя, преодолеваем условности, поскольку самое главное для нас, чтобы театр жил. И мы сохраняем его любыми средствами. Впрочем, есть и надежда на новое поколение: сейчас к нам на спектакли приходит очень много школьников, стало больше учащихся и в театральной студии. Мы все же полагаем, что найдутся девочки, которые вырастут и останутся в нашей труппе, тем более что и стройка закончится – появятся условия для комфортной работы.
– Проще говоря, жизнь на чемоданах стала для вас экзаменом на выживание, который растянулся на целое десятилетие…
– Да, и при этом мои опасения оказались напрасными: к счастью, актеры не расползлись, никто не писал заявлений об уходе – обстоятельства только лишь укрепили нас. Нам даже удается в довольно стесненных условиях выпускать весьма крупные постановки. Например, не так давно главный режиссер Хуршед Мустафоев поставил «Мастера и Маргариту» – спектакль, который мгновенно стал событийным для Душанбе.
Хуршед прекрасно работает с русской классикой, очень чувствует время, понимает задачи нынешнего театра, и потому нам часто говорят, что в Театр Маяковского вернулась та удивительная атмосфера, которая была здесь в его лучшие годы расцвета.
Вообще очень важно услышать время, услышать себя… Недавно у нас вышел «Вишневый сад». И, знаете, уже на этапе читки мы почувствовали, что тема прощания с усадьбой очень для нас близка, мы восприняли пьесу в контексте потери собственного здания: постановка зазвучала весьма неожиданно. А однажды мы привозили «Трех сестер» в Петербург в постановке Барзу Абдуразакова, и нам после спектакля зрители сказали: «А мы и не знали, что Чехов таджик». Лучшей похвалы невозможно представить.
– Но так всегда и бывает, если спектакль поставлен нескучными людьми.
– Мы давно уже делаем упор на классику, поскольку она востребована во все времена ну и, к тому же, решает очень важную проблему: в Душанбе нет современных русскоязычных драматургов.
– Серьезно?
– К сожалению, да. А те пьесы, которые поступают в театр, которые присылают к нам, например, из других городов, как правило, не устраивают режиссера. Нам важно удержать планку, которая задана русской классикой. Но все же, когда новое здание у нас появится, мы обязательно возобновим этот поиск, будем чаще проводить читки и режиссерские лаборатории.
– Россия каким-то образом помогает русскому театру Таджикистана?
– Да, каждый год, например, мы приезжаем в Санкт-Петербург на фестиваль «Встречи в России», который устраивает «Балтийский дом», общаемся с коллегами, привозим свои спектакли, что, конечно, очень нас стимулирует: гастроли – лучший экзамен для коллектива.
Кроме того, благодаря Министерству культуры мы не раз принимали участие в программе «Большие гастроли», а благодаря программе «Русские сезоны» мы уже третий год подряд получаем средства на постановку спектаклей. Деньги пускай небольшие, но это для нас ощутимая поддержка, и оказывает ее нам Россия.
– Вы ведь фактически являетесь амбассадором российской культуры…
– Можно сказать и так. И потому любое внимание бесценно. Вообще в последние годы интерес к театрам русского зарубежья заметно возрос. И уж, во всяком случае, обделенными мы себя не чувствуем. Не так давно у нас проводил лабораторию Александринский театр в рамках своей национальной школы. Регулярно приезжают критики, проводятся обсуждения спектаклей. Было у нас и соглашение с ГИТИСом, благодаря которому в Душанбе в 2024 году приезжала режиссер Алиса Зайченко, выпустила спектакль «Женитьба» по Гоголю, который очень полюбился зрителям. Так что нам главное сейчас дождаться переезда в новое здание…
– …И вернуться на просторы большой сцены. Кстати, после долгого пребывания в камерном пространстве осваивать ее тоже задача непростая.
– Несомненно. Но это уже приятные трудности.
– Как это работает? Ну вот, предположим, Министерство образования подает заявку на апрель, – говорит она. – Мы предлагаем на выбор несколько спектаклей, ведомство выкупает билеты, и мы знаем, что такого-то числа к нам придут из Министерства образования, а потом будет Министерство сельского хозяйства и так далее.
Программа появилась только в этом году, но уже стала популярной: к нам пришли новые зрители (причем театром интересуются искренне – никаких отчетов от них министерство не требует). На нас обратили внимание, и ничего не остается, как рассылать новые письма и приглашать на другие спектакли.
– Как я понимаю, происходит это, несмотря на то, что Русский театр им. Маяковского вот уже десятый год подряд делит помещение с Таджикским театром драмы им. Лахути?
– Да, мы по-прежнему живем на чемоданах, но живем дружно. Фактически наш театр располагается в репетиционном зале Театра им. Лохути: пространство камерное, но мы органично в него вписались с русским репертуаром. И, кстати, мы остались единственным театром в Душанбе, где со сцены звучит русская речь.
– А в целом в Таджикистане сколько русских театров?
– Есть еще Театр Пушкина, но он далеко от нас – в городе Бустон (бывший Чкаловск). А в столице мы единственные. И потому, когда мы оказались без собственного здания, главная моя забота заключалась только в одном – сохранить коллектив, не растерять накопленные силы, не разрушить совершенно особую атмосферу, которая возникала на наших спектаклях. Конечно, был страх, когда сносили здание Театра им. Маяковского. Я тогда всего год как была назначена директором (а вообще в этом театре я с четырёх лет, здесь работала моя сестра, и я с детства играю на сцене). Но продолжать в нем трудиться мы не могли: здание признали аварийным, не помог бы ему и капитальный ремонт. И ничего не оставалось, как ждать, когда будет построен новый театр.
– Кстати, а когда он будет построен?
– Нам обещают, что все работы завершатся через два года. Сроки вполне корректные и небезосновательные, поскольку через два года нашему театру исполнится 90 лет. И, конечно, мы мечтаем встретить юбилей на собственной сцене, сделать большой праздник, поскольку такого театрального здания в Средней Азии точно нет.
– Интересно…
– Да, мне посчастливилось побывать в Набережных Челнах, там есть театр «Мастеровые». Вот точно такой же архитектурный проект полностью переносится к нам, разве что фасад будет немного другим – с учетом стилистики нашей местной архитектуры. А все остальное – и зал на 500 мест, и пошивочный цех, и репетиционные помещения, и склады, и пространство для выставок, и просторные гримерки – всё будет таким же, как в Набережных Челнах. Я ходила тогда по театру и думала: «Господи, какой класс! Немного потерпеть, и у нас будет так же».
И потому, после десяти лет ожиданий, у нас открывается даже не второе дыхание, а третье. Недавно я говорила с коллективом: «Ребят, давайте готовить сценарий к 90-летию! Сделаем бомбическое открытие, яркий и остроумный праздник, настоящий взрыв!» У нас много талантливых артистов, которые сочиняют стихи, пишут капустники, скетчи и песни. Так что, как только мы въедем на новую сцену, мы развернёмся в полную силу.
А пока мы ютимся в репетиционном зале, и вместо гримуборной у нас один большой стол, одно зеркало, и мы за ширмочкой переодеваемся по очереди.
Но, слава Богу, никто не покинул труппу. Наоборот, к нам стали проситься выпускники Института искусств Таджикистана. Правда, мы не можем взять всех желающих, поскольку первостепенным для нас является хорошее знание русского языка.
– Это вопрос, скорее, к чиновникам, но все же: как на государственном уровне поддерживать русский язык, если на весь Таджикистан, с его населением 10,7 млн человек, всего два русских театра…
– Да, вы правы, нашего труда недостаточно, поскольку в Таджикистане спрос на русскоязычные мероприятия весьма велик. Строятся русские школы, вообще появилось много смешанных школ, поскольку у нас, по Конституции, нужно знать не только свой родной язык, но и в качестве дополнительного русский или английский.
– То есть это уже как госпрограмма получается?
– Да-да, госпрограмма. И президент наш прямо об этом говорит. Язык – это свобода. Он открывает новые возможности, открывает мир, помогает интегрироваться… И, вы знаете, очень отрадно, когда родители, не владеющие русским языком, отдают детей в русские классы словно в иностранную школу. Попасть туда порой очень сложно, поскольку молодежь рвется в Россию, им знание языка пригодится.
– А если говорить о вашем театре, получается, что он во многом способствует образовательным целям…
– Да, но при этом важным для нас остается духовная миссия – мост культур, сохранение традиций, классический репертуар и так далее. Есть у нас театральная студия. Мы готовим ребят в надежде укрепить нашу труппу, но многие уезжают в Россию и не возвращаются. Мы, конечно, очень рады за них и от души гордимся, но кадровый вопрос у нас по-прежнему один из самых болезненных.
– Сколько сейчас артистов в труппе?
– У нас 27. При этом больше половины актеров – таджики, которые владеют русским языком. Есть у нас и армяне, и грузины, и татары, и, конечно, русские.
– Многонациональный коллектив…
– Да, но при этом нет педагога-репетитора по речи. Мы сами занимаемся друг с другом, если слышим неправильные ударения или ощутимый акцент. Вся надежда на собственный слух, поскольку никто не поможет и не спасет, если мы сами будем небрежно относиться к своему делу. Еще одна проблема: нам не хватает юных актрис. Парней много, а девушек найти сложно. И причина здесь не столько в театральном образовании, сколько в менталитете и общей национальной традиции: такая же проблема и в других театрах Таджикистана.
– Как вы ее решаете?
– Часто играем не свой возраст. Режиссёр говорит: «Так, забыли про возраст и вперед!» Преодолеваем себя, преодолеваем условности, поскольку самое главное для нас, чтобы театр жил. И мы сохраняем его любыми средствами. Впрочем, есть и надежда на новое поколение: сейчас к нам на спектакли приходит очень много школьников, стало больше учащихся и в театральной студии. Мы все же полагаем, что найдутся девочки, которые вырастут и останутся в нашей труппе, тем более что и стройка закончится – появятся условия для комфортной работы.
– Проще говоря, жизнь на чемоданах стала для вас экзаменом на выживание, который растянулся на целое десятилетие…
– Да, и при этом мои опасения оказались напрасными: к счастью, актеры не расползлись, никто не писал заявлений об уходе – обстоятельства только лишь укрепили нас. Нам даже удается в довольно стесненных условиях выпускать весьма крупные постановки. Например, не так давно главный режиссер Хуршед Мустафоев поставил «Мастера и Маргариту» – спектакль, который мгновенно стал событийным для Душанбе.
Хуршед прекрасно работает с русской классикой, очень чувствует время, понимает задачи нынешнего театра, и потому нам часто говорят, что в Театр Маяковского вернулась та удивительная атмосфера, которая была здесь в его лучшие годы расцвета.
Вообще очень важно услышать время, услышать себя… Недавно у нас вышел «Вишневый сад». И, знаете, уже на этапе читки мы почувствовали, что тема прощания с усадьбой очень для нас близка, мы восприняли пьесу в контексте потери собственного здания: постановка зазвучала весьма неожиданно. А однажды мы привозили «Трех сестер» в Петербург в постановке Барзу Абдуразакова, и нам после спектакля зрители сказали: «А мы и не знали, что Чехов таджик». Лучшей похвалы невозможно представить.
– Но так всегда и бывает, если спектакль поставлен нескучными людьми.
– Мы давно уже делаем упор на классику, поскольку она востребована во все времена ну и, к тому же, решает очень важную проблему: в Душанбе нет современных русскоязычных драматургов.
– Серьезно?
– К сожалению, да. А те пьесы, которые поступают в театр, которые присылают к нам, например, из других городов, как правило, не устраивают режиссера. Нам важно удержать планку, которая задана русской классикой. Но все же, когда новое здание у нас появится, мы обязательно возобновим этот поиск, будем чаще проводить читки и режиссерские лаборатории.
– Россия каким-то образом помогает русскому театру Таджикистана?
– Да, каждый год, например, мы приезжаем в Санкт-Петербург на фестиваль «Встречи в России», который устраивает «Балтийский дом», общаемся с коллегами, привозим свои спектакли, что, конечно, очень нас стимулирует: гастроли – лучший экзамен для коллектива.
Кроме того, благодаря Министерству культуры мы не раз принимали участие в программе «Большие гастроли», а благодаря программе «Русские сезоны» мы уже третий год подряд получаем средства на постановку спектаклей. Деньги пускай небольшие, но это для нас ощутимая поддержка, и оказывает ее нам Россия.
– Вы ведь фактически являетесь амбассадором российской культуры…
– Можно сказать и так. И потому любое внимание бесценно. Вообще в последние годы интерес к театрам русского зарубежья заметно возрос. И уж, во всяком случае, обделенными мы себя не чувствуем. Не так давно у нас проводил лабораторию Александринский театр в рамках своей национальной школы. Регулярно приезжают критики, проводятся обсуждения спектаклей. Было у нас и соглашение с ГИТИСом, благодаря которому в Душанбе в 2024 году приезжала режиссер Алиса Зайченко, выпустила спектакль «Женитьба» по Гоголю, который очень полюбился зрителям. Так что нам главное сейчас дождаться переезда в новое здание…
– …И вернуться на просторы большой сцены. Кстати, после долгого пребывания в камерном пространстве осваивать ее тоже задача непростая.
– Несомненно. Но это уже приятные трудности.
