В рубрике «Дети закулисья» мы поговорили с замдиректора по специальным и детским театральным проектам Малого театра, внучкой Юрия Мефодьевича Соломина – Александрой Соломиной.
– Александра, расскажите про свои первые театральные впечатления.
– Первые воспоминания про театр у меня очень ранние. Я с четырех лет жила в Лондоне, но каждые каникулы мы приезжали. И в 14 лет я приняла первое осознанное решение в жизни – вернуться учиться в Москву. А так как бабушка с дедушкой были работающие, то они меня «таскали» с собой. Когда-то – на занятия в Щепкинское училище, когда-то – на спектакли. И вот одно из самых сильных первых впечатлений о Малом театре – это, конечно, был спектакль «Царь Фёдор Иоаннович», где Юрий Мефодьевич играл царя. Мне было, наверное, лет шесть-семь, я мало что понимала по существу, но на меня это произвело неизгладимое впечатление. Совершенно невероятная музыка Свиридова, написанная к этому спектаклю. Выдающаяся плеяда больших артистов: Виктор Иванович Коршунов, Ярослав Павлович Барышев и, конечно, Юрий Мефодьевич… Я помню, что ужасно переживала за дедушку, ведь там такие страсти… И это яркое воспоминание живёт во мне всю жизнь.
– Как-то изменилось отношение к дедушке после того, как вы увидели его на сцене? Он вам что-то объяснял о театре, о спектакле?
– Да, конечно, он мне всё всегда объяснял, о чем я спрашивала. В моем детстве всё равно изначально он был дедушкой, а уже потом всё остальное. И я ему безумно благодарна за то, что, несмотря на всю свою чудовищную занятость, он всегда-всегда находил на меня время. Было всё: и сказки на ночь, и прогулки, и замечательное время вдвоём, когда бабушка уезжала. Единственное, что он умел готовить – это жарить картошку, и очень гордился, что у него картошка особенная получалась! Помню наши разговоры и то невероятное тепло, которое он мне дарил с детства. И если мне нужно было поговорить о чём-то, он всегда находил на это время.
– В раннем детстве или когда вы стали старше – тоже?
– И потом тоже. И моё «впервые разбитое сердце» тоже он успокаивал. Он был очень сдержанный человек, но при этом я всегда чувствовала от него тепло. В этом смысле у нас была очень тесная связь дедушки и внучки, какая-то особенная, очень трогательная. Даже когда он журил меня и не всегда одобрял какой-то мой выбор, при этом я всегда чувствовала его поддержку. Даже если мы о чем-то спорили, всё равно эта связь была непоколебимой. – Случалось, что в споре вы его переубеждали в чём-то, и он соглашался? – Конечно, бывало. Иногда он говорил: «Яйцо курицу учит, не говори ерунду». А иногда говорил: «Да, может быть, ты и права». И если оказывалось, что я действительно была права, он говорил: «Ну, ты же у меня умная, есть в кого!»
– А как произошло знакомство с театральным закулисьем?
– Ой, даже не помню какой-то конкретный день первого знакомства с закулисьем. Оно постоянно присутствовало в моей жизни. Даже дома, потому что там были бесконечные разговоры про театр. Театр – это же «страшный эгоист». И особенно такой, как наш, он всех «всасывает в эту воронку». Даже мы с моим мужем (актер Малого театра Константин Юдаев. – «Т») замечаем, что всё равно, так или иначе, у нас дома разговоры периодически выруливают на рабочие темы. А уж у дедушки-то дома тем более так было, ведь он был руководителем театра. Поэтому я – абсолютно театральный ребёнок. Когда я приезжала в театр, меня всё там восхищало, мне было очень интересно находиться внутри всего этого. И я никогда в жизни не могла себе даже представить, что придёт время, и я сама буду работать в руководстве театра, вести проекты. Малый театр я ощущаю, как некий второй дом. Но такой, который ещё заставляет тебя самого как-то внутренне подтягиваться до его уровня.
– С бабушкой были более сложные отношения?
– Нет, с бабушкой у нас они были просто другие. Ольга Николаевна была женщина очень талантливая и при этом очень волевая. А дедушка всегда был – «добрый полицейский», который, если что, прикроет, простит сразу же. Если я не хотела на рояле заниматься и просилась гулять, он иногда говорил: «Ладно, давай, мы скажем, что ты позанималась, и пойдём гулять!» А бабушка, соответственно, должна была держать всё под контролем, учить, соблюдать во всем порядок. Она же была педагогом по своему призванию. Скольких артистов воспитала в Щепкинском!
– У вас никогда не было мыслей пойти в актерскую профессию?
– Даже если они и были, то очень быстро угасли. Я много занималась музыкой, окончила Консерваторию. Но потом поняла, что мне гораздо интереснее всё-таки работать с людьми. Потому что сольный музыкант – это достаточно «одинокая» профессия. А мне нужно быть в коллективе, нужно что-то организовывать, взаимодействовать с другими людьми. У меня к этому душа лежит. И так случилось, что, когда в Малый театр пришла новая директор Тамара Анатольевна Михайлова, она во мне рассмотрела организаторские способности и потихонечку начала меня привлекать к административной деятельности. Юрий Мефодьевич сначала был страшно против. Потому что он, как человек, который изнутри всё это знал, безусловно, просто хотел меня от многого уберечь. А я уберегаться упорно не хотела. Ведь есть «непобедимые» черты характера, они все равно проявились бы, даже если бы я не работала в театре. А потом прошло какое-то время, и дедушка сам уже радовался тому, что я при деле и рядом. Ему ведь тоже нужна была какая-то поддержка, всё-таки лет ему было к тому времени немало.
– Возвращаясь к вашим детским годам, какие еще спектакли смотрели здесь?
– Очень хорошо помню «Снежную королеву», несколько раз ее смотрела. Но когда меня таскали в театр, меня особо не спрашивали, что я хочу смотреть и что не хочу. Надо, и едем. ское это или не детское. Я переступала порог театра и, как завороженная, смотрела на этот чудесный мир, полный волшебства. И не важно, что сегодня будет – «Горе от ума», «Снежная королева» или даже «Царь Фёдор…», я просто наслаждалась от того, что находилась в таком намоленном месте. Я на всех артистов смотрела с открытым ртом и думала: «Какие же счастливые люди, что они могут сюда приходить каждый день и этим заниматься!»
– А что еще вспоминается из детства?
– Вспоминаются, конечно, наши совместные поездки в санаторий летом или лето на даче с собаками, посреди леса, и с теми пресловутыми занятиями музыкой.
– На даче был рояль?
– Да, был рояль. И это было довольно мучительно. Потому что сквозь окна светило солнце, на улице пели птички, шелестели листья, а ты вынужден был сидеть и гаммы отрабатывать. Но всё равно сейчас я с большим теплом вспоминаю то время. Я, в принципе, была достаточно закрытым ребёнком, спокойно могла проводить много времени одна, с книжками, с собаками.
– Собак было много?
– Всегда, как минимум, три.
– А сейчас у вас есть собака?
– У нас с мужем квартира достаточно маленькая, собак не заведешь, у нас – кошка. А вот на даче Юрия Мефодьевича остались три собаки и два кота. Слава богу, я с соседкой договорилась, она сейчас за ними присматривает. А я стараюсь в выходные, когда могу, туда ездить.
– Своих детей учите музыке?
– Да вот, к сожалению, видимо, придётся. Хотя бы одного, старшего, потому что у него обнаружился «очень» музыкальный слух. Он сам на всяких детских инструментах подбирает мелодии на слух, даже не зная нот. Вообще, он у нас явно очень творческий и артистичный растёт. Так что сейчас я как раз в процессе выбора педагога. Надо начать хотя бы частным образом, а дальше жизнь покажет.
– То, что вы, как и ваша мама, выбрали музыкальную стезю, тоже, можно сказать, продолжение династии, ведь родители Юрия Мефодьевича были музыкантами.
– Да, его мама, Зинаида Ананьевна, была певицей, а Мефодий Викторович учился на дирижёрском факультете. Они познакомились в Консерватории в Санкт-Петербурге. Но потом произошло несчастье – она перенесла какую-то инфекцию, после которой оглохла. И они уехали в Читу, где организовали Дом культуры офицеров. Отец Юрия Мефодьевича воспитал большое количество артистов, которые начинали там в любительских музыкальных коллективах, а Зинаида Ананьевна аккомпанировала этим коллективам на рояле. Моя мама с детства занималась музыкой, и потом это стало ее профессией. Наверное, и во мне это отозвалось. Надо сказать, что моя бабушка, Ольга Николаевна, в детстве тоже очень хотела заниматься музыкой, даже записалась в музыкальную школу, но на следующий день началась война, и пришлось уехать эвакуацию, поэтому она так и не получила музыкального образования.
– Когда вы пришли в Малый театр, как сотрудник, это ведь было сперва музыкальное направление?
– Я сначала работала в оркестре как концертмейстер. Потом я, в силу хорошего знания английского языка, выполняла какие-то переводческие работы – ведь у нас была достаточно плодотворная деятельность с Союзом театров Европы, –вела проекты с иностранными режиссёрами, которые у нас ставили. Потом, когда у меня появились дети, возникла идея создать при театре Детскую студию. В этом году исполняется уже пять лет, как она успешно работает.
– Это студия для детей, которые участвуют в спектаклях Малого театра?
– Да, режиссёры отбирают себе в спектакли наших ребятишек. Вообще, в каком-то смысле, это моя дань своему детству. Потому что мне очень хотелось, чтобы и другие дети имели возможность тоже расти в этой атмосфере, черпать здесь вдохновение, воспитываться на тех традициях, на которых я воспитывалась. И благо, что сейчас есть такая возможность.
Поначалу эта идея очень непросто принималась. Но потом, можно сказать, с этими детьми новая энергия пришла в театр и тоже дала новый виток развития. В этой Студии преподают наши артисты. Кроме того, у нас есть благотворительный проект для слабослышащих детей, это отдельная группа детей после кохлеарной имплантации, которым необходима реабилитация и которых, по сути, нужно учить говорить. Мы с ними занимаемся совместно с Национальным центром оториноларингологии.
У нас сейчас очень много просветительских проектов, лекций, детских программ с экскурсиями, встречами с артистами и так далее. Для детей, для юношества, для студентов. Можно сказать, что мы таким образом вспомнили добрые традиции, потому что Малый театр всегда был местом, где обитало студенчество еще в царские времена. И мы решили эту традицию возобновить, чтобы мы тоже, скажем так, воспитывали будущее поколение, а себе – зрителей. Мы очень дружим с МГУ. Есть у нас такой проект «Диалог времен», где на определенные спектакли приходят студенты, а после спектакля они имеют возможность обсудить свои впечатления, задать какие-то вопросы режиссеру, артистам, художнику этого спектакля. Мы собираемся в фойе и разговариваем. Потому что молодежь, безусловно, очень нуждается в том, чтобы с ними разговаривали. И очень хочется, чтобы молодые люди тоже знали, понимали, чтили свою собственную культуру. А у нас есть все возможности для того, чтобы их в этом направлении вести.
– Своих детей часто берете в театр?
– Периодически беру. Они в нашу Детскую студию тоже ходят заниматься. Ну и просто приходить в театр, на спектакли они очень любят. Я их стараюсь приводить все-таки на детский репертуар, чтобы не отбить охоту.
– А вашего дедушку они застали на сцене?
– На сцене, к сожалению, нет. Он уже не играл к тому времени, когда они родились. Но, слава богу, что они его застали. Он все время говорил: «Наконец-то мальчишки родились!» У него-то была дочка, а потом внучка.
– Он занимался правнуками, читал им книжки?
– К сожалению, уже к тому времени он плохо видел, да и силы уже были, конечно, не те. Но он с удовольствием с ними нянчился, когда мы приходили в гости или он к нам приходил. Так получилось, что прошлое лето мы обитали все вместе на даче… Я очень благодарна судьбе, что у меня была вот такая последняя возможность с ним побыть.
– А какие книжки он вам в детстве читал?
– Чаще всего – сказки. Я очень любила слушать, как он читает сказки Пушкина, русские народные сказки. Я ему притаскивала какую-нибудь книжку, а иногда даже заставляла его перечитывать одну и ту же историю по три-четыре раза. Читал он и рассказы Драгунского, Носова, Бианки – в общем, всю детскую литературу. Но сказки у него получались лучше всего!
– Фильмы с его участием любили смотреть?
– Не могу сказать, что мы прямо специально садились: вот сегодня мы все вместе посмотрим «Дерсу Узала» или «Адъютант его превосходительства». Но когда эти фильмы шли по телевизору, то – да, мы смотрели, восхищались.
– Юрий Мефодьевич тоже смотрел?
– Да, смотрел, вспоминал своих коллег, какие-то интересные случаи всплывали. Дедушка очень любил рассказывать про Акиру Куросава. Говорил, что на режиссуру в кино – он впоследствии сам снял два фильма – его благословил Куросава. Они были очень дружны и близки по духу.
– Они часто общались?
– Да, они общались очень тепло. У Куросавы была переводчица, которая всюду его сопровождала, ее звали Нагами-сан, сейчас ей, по-моему, уже около ста лет. Дедушка рассказывал, что единственный раз, когда он согласился сняться в рекламе, был связан с Куросавой. К нему пришел кто-то из бывшей съемочной группы «Дерсу» и сказал, что у Куросавы очень бедственное положение. Ведь на родине ему не очень давали работать. И вот им предложили сняться в рекламе виски, если все согласятся, – Куросава, композитор Исаак Шварц и Юрий Мефодьевич. Это было во время обсуждения новой предстоящей совместной работы – фильма «Пляска красной смерти» по Эдгару По. Но, к сожалению, этот проект так и не реализовался. «А вот в рекламе японского виски, – рассказывал Юрий Мефодьевич, – мы снялись». Они со Шварцем свои гонорары от этой съемки отдали Куросаве. Вот такая тогда была связь между людьми. Ну, историю про портрет, наверное, все знают. Куросава ведь был художником по первому образованию. Юрий Мефодьевич рассказывал, что все раскадровки к фильмам он рисовал сам. И вот Куросава во время съёмок «Дерсу Узала» нарисовал и подарил дедушке на день рождения «портрет» тигра. Эту большую картину я с детства помню, она у нас дома до сих пор хранится.
И потом они регулярно созванивались, встречались. Малый театр ездил на гастроли в Японию, а Юрий Мефодьевич очень любил эту страну и всегда говорил: «У меня ощущение, что Япония – для меня как вторая Родина». Ему был очень близок уклад, традиции, образ жизни. Ему очень близка была восточная философия.
– Когда дедушка снимался в кино, вас на съёмки не брал?
– Брал! Я даже снялась в одном эпизоде вместе с ним, в «Московской саге», у Дмитрия Барщевского. Причём, мы снялись втроём: дедушка, его любимый пёс Маклай и я. Помню, мороз был очень сильный. Мне было лет двенадцать, наверное. Так что был у меня даже такой вот небольшой съёмочный опыт.
– Какой у вас самый любимый фильм дедушки?
– Я очень люблю «Обыкновенное чудо». И я вам больше скажу, у него самого было две любимые работы в кино – это «Обыкновенное чудо» и «Летучая мышь». Он признавался, что это две его любимые роли, потому что в них он, наконец, отходил от образа благородного сыщика, следователя, шпиона и так далее. В фильме Марка Захарова его Эмиль такой трогательный персонаж! А в «Летучей мыши» – роль Генриха фон Айзенштайна комедийная, в этом фильме они сыграли в паре, вместе с Виталием Мефодьевичем. Эти две работы были выходом за пределы его привычного амплуа, а на съемочной площадке можно было и похулиганить, и посмеяться, потому что собралась очень душевная команда.
– А вы с Виталием Мефодьевичем успели пообщаться?
– Практически нет, но с его семьей мы очень тесно контактируем. Настя, его старшая дочка, как раз в нашей Детской студии преподает хореографию, ведь она была солисткой ансамбля Моисеева.
– Вы сказали, что хотите продолжить традиции театра, которые дедушка поддерживал. Он с вами это обсуждал?
– Да, мы всегда говорили с ним о том, что Малый театр – это основа, та самая колыбель русского театра. И как бы мир ни менялся, здесь всегда говорилось и говорится о том, что мы – большой корабль, который идёт своим путём. Независимо от штормов, которые происходят в море. Здесь звучит та самая настоящая русская речь, которая должна быть слышна со второго яруса, и этому необходимо учить в Щепкинском институте. Искусство, безусловно, должно быть разнообразным. Но здесь именно тот самый классический русский театр. Так же, как и Комеди Франсез во Франции. Здесь своя определённая эстетика, свои правила. Нужно сначала выучить правила, прежде чем их нарушать.
– То есть от Малого театра не стоит ждать экспериментов?
– Смотря что имеется в виду? Каждый ведь слово «эксперимент» по-своему воспринимает. Эксперимент в том плане, что мы тут кого-то будем раздевать или заставлять ругаться матом на сцене, – нет, у нас таких экспериментов не было, нет и не будет. Но эксперименты могут быть в плане театральных технологий. В частности, у нас после реконструкции потрясающе технически оснащена Историческая сцена. Просто нужно понимать, что мы существуем в своей определённой эстетике. И здесь очень важна преемственность. Эти правила и устои передаются из уст в уста уже много-много-много поколений. Именно так Малый театр и существует уже более 250 лет. А если быть точной, то 267 полных лет.
– Александра, расскажите про свои первые театральные впечатления.
– Первые воспоминания про театр у меня очень ранние. Я с четырех лет жила в Лондоне, но каждые каникулы мы приезжали. И в 14 лет я приняла первое осознанное решение в жизни – вернуться учиться в Москву. А так как бабушка с дедушкой были работающие, то они меня «таскали» с собой. Когда-то – на занятия в Щепкинское училище, когда-то – на спектакли. И вот одно из самых сильных первых впечатлений о Малом театре – это, конечно, был спектакль «Царь Фёдор Иоаннович», где Юрий Мефодьевич играл царя. Мне было, наверное, лет шесть-семь, я мало что понимала по существу, но на меня это произвело неизгладимое впечатление. Совершенно невероятная музыка Свиридова, написанная к этому спектаклю. Выдающаяся плеяда больших артистов: Виктор Иванович Коршунов, Ярослав Павлович Барышев и, конечно, Юрий Мефодьевич… Я помню, что ужасно переживала за дедушку, ведь там такие страсти… И это яркое воспоминание живёт во мне всю жизнь.
– Как-то изменилось отношение к дедушке после того, как вы увидели его на сцене? Он вам что-то объяснял о театре, о спектакле?
– Да, конечно, он мне всё всегда объяснял, о чем я спрашивала. В моем детстве всё равно изначально он был дедушкой, а уже потом всё остальное. И я ему безумно благодарна за то, что, несмотря на всю свою чудовищную занятость, он всегда-всегда находил на меня время. Было всё: и сказки на ночь, и прогулки, и замечательное время вдвоём, когда бабушка уезжала. Единственное, что он умел готовить – это жарить картошку, и очень гордился, что у него картошка особенная получалась! Помню наши разговоры и то невероятное тепло, которое он мне дарил с детства. И если мне нужно было поговорить о чём-то, он всегда находил на это время.
– В раннем детстве или когда вы стали старше – тоже?
– И потом тоже. И моё «впервые разбитое сердце» тоже он успокаивал. Он был очень сдержанный человек, но при этом я всегда чувствовала от него тепло. В этом смысле у нас была очень тесная связь дедушки и внучки, какая-то особенная, очень трогательная. Даже когда он журил меня и не всегда одобрял какой-то мой выбор, при этом я всегда чувствовала его поддержку. Даже если мы о чем-то спорили, всё равно эта связь была непоколебимой. – Случалось, что в споре вы его переубеждали в чём-то, и он соглашался? – Конечно, бывало. Иногда он говорил: «Яйцо курицу учит, не говори ерунду». А иногда говорил: «Да, может быть, ты и права». И если оказывалось, что я действительно была права, он говорил: «Ну, ты же у меня умная, есть в кого!»
– А как произошло знакомство с театральным закулисьем?
– Ой, даже не помню какой-то конкретный день первого знакомства с закулисьем. Оно постоянно присутствовало в моей жизни. Даже дома, потому что там были бесконечные разговоры про театр. Театр – это же «страшный эгоист». И особенно такой, как наш, он всех «всасывает в эту воронку». Даже мы с моим мужем (актер Малого театра Константин Юдаев. – «Т») замечаем, что всё равно, так или иначе, у нас дома разговоры периодически выруливают на рабочие темы. А уж у дедушки-то дома тем более так было, ведь он был руководителем театра. Поэтому я – абсолютно театральный ребёнок. Когда я приезжала в театр, меня всё там восхищало, мне было очень интересно находиться внутри всего этого. И я никогда в жизни не могла себе даже представить, что придёт время, и я сама буду работать в руководстве театра, вести проекты. Малый театр я ощущаю, как некий второй дом. Но такой, который ещё заставляет тебя самого как-то внутренне подтягиваться до его уровня.
– С бабушкой были более сложные отношения?
– Нет, с бабушкой у нас они были просто другие. Ольга Николаевна была женщина очень талантливая и при этом очень волевая. А дедушка всегда был – «добрый полицейский», который, если что, прикроет, простит сразу же. Если я не хотела на рояле заниматься и просилась гулять, он иногда говорил: «Ладно, давай, мы скажем, что ты позанималась, и пойдём гулять!» А бабушка, соответственно, должна была держать всё под контролем, учить, соблюдать во всем порядок. Она же была педагогом по своему призванию. Скольких артистов воспитала в Щепкинском!
– У вас никогда не было мыслей пойти в актерскую профессию?
– Даже если они и были, то очень быстро угасли. Я много занималась музыкой, окончила Консерваторию. Но потом поняла, что мне гораздо интереснее всё-таки работать с людьми. Потому что сольный музыкант – это достаточно «одинокая» профессия. А мне нужно быть в коллективе, нужно что-то организовывать, взаимодействовать с другими людьми. У меня к этому душа лежит. И так случилось, что, когда в Малый театр пришла новая директор Тамара Анатольевна Михайлова, она во мне рассмотрела организаторские способности и потихонечку начала меня привлекать к административной деятельности. Юрий Мефодьевич сначала был страшно против. Потому что он, как человек, который изнутри всё это знал, безусловно, просто хотел меня от многого уберечь. А я уберегаться упорно не хотела. Ведь есть «непобедимые» черты характера, они все равно проявились бы, даже если бы я не работала в театре. А потом прошло какое-то время, и дедушка сам уже радовался тому, что я при деле и рядом. Ему ведь тоже нужна была какая-то поддержка, всё-таки лет ему было к тому времени немало.
– Возвращаясь к вашим детским годам, какие еще спектакли смотрели здесь?
– Очень хорошо помню «Снежную королеву», несколько раз ее смотрела. Но когда меня таскали в театр, меня особо не спрашивали, что я хочу смотреть и что не хочу. Надо, и едем. ское это или не детское. Я переступала порог театра и, как завороженная, смотрела на этот чудесный мир, полный волшебства. И не важно, что сегодня будет – «Горе от ума», «Снежная королева» или даже «Царь Фёдор…», я просто наслаждалась от того, что находилась в таком намоленном месте. Я на всех артистов смотрела с открытым ртом и думала: «Какие же счастливые люди, что они могут сюда приходить каждый день и этим заниматься!»
– А что еще вспоминается из детства?
– Вспоминаются, конечно, наши совместные поездки в санаторий летом или лето на даче с собаками, посреди леса, и с теми пресловутыми занятиями музыкой.
– На даче был рояль?
– Да, был рояль. И это было довольно мучительно. Потому что сквозь окна светило солнце, на улице пели птички, шелестели листья, а ты вынужден был сидеть и гаммы отрабатывать. Но всё равно сейчас я с большим теплом вспоминаю то время. Я, в принципе, была достаточно закрытым ребёнком, спокойно могла проводить много времени одна, с книжками, с собаками.
– Собак было много?
– Всегда, как минимум, три.
– А сейчас у вас есть собака?
– У нас с мужем квартира достаточно маленькая, собак не заведешь, у нас – кошка. А вот на даче Юрия Мефодьевича остались три собаки и два кота. Слава богу, я с соседкой договорилась, она сейчас за ними присматривает. А я стараюсь в выходные, когда могу, туда ездить.
– Своих детей учите музыке?
– Да вот, к сожалению, видимо, придётся. Хотя бы одного, старшего, потому что у него обнаружился «очень» музыкальный слух. Он сам на всяких детских инструментах подбирает мелодии на слух, даже не зная нот. Вообще, он у нас явно очень творческий и артистичный растёт. Так что сейчас я как раз в процессе выбора педагога. Надо начать хотя бы частным образом, а дальше жизнь покажет.
– То, что вы, как и ваша мама, выбрали музыкальную стезю, тоже, можно сказать, продолжение династии, ведь родители Юрия Мефодьевича были музыкантами.
– Да, его мама, Зинаида Ананьевна, была певицей, а Мефодий Викторович учился на дирижёрском факультете. Они познакомились в Консерватории в Санкт-Петербурге. Но потом произошло несчастье – она перенесла какую-то инфекцию, после которой оглохла. И они уехали в Читу, где организовали Дом культуры офицеров. Отец Юрия Мефодьевича воспитал большое количество артистов, которые начинали там в любительских музыкальных коллективах, а Зинаида Ананьевна аккомпанировала этим коллективам на рояле. Моя мама с детства занималась музыкой, и потом это стало ее профессией. Наверное, и во мне это отозвалось. Надо сказать, что моя бабушка, Ольга Николаевна, в детстве тоже очень хотела заниматься музыкой, даже записалась в музыкальную школу, но на следующий день началась война, и пришлось уехать эвакуацию, поэтому она так и не получила музыкального образования.
– Когда вы пришли в Малый театр, как сотрудник, это ведь было сперва музыкальное направление?
– Я сначала работала в оркестре как концертмейстер. Потом я, в силу хорошего знания английского языка, выполняла какие-то переводческие работы – ведь у нас была достаточно плодотворная деятельность с Союзом театров Европы, –вела проекты с иностранными режиссёрами, которые у нас ставили. Потом, когда у меня появились дети, возникла идея создать при театре Детскую студию. В этом году исполняется уже пять лет, как она успешно работает.
– Это студия для детей, которые участвуют в спектаклях Малого театра?
– Да, режиссёры отбирают себе в спектакли наших ребятишек. Вообще, в каком-то смысле, это моя дань своему детству. Потому что мне очень хотелось, чтобы и другие дети имели возможность тоже расти в этой атмосфере, черпать здесь вдохновение, воспитываться на тех традициях, на которых я воспитывалась. И благо, что сейчас есть такая возможность.
Поначалу эта идея очень непросто принималась. Но потом, можно сказать, с этими детьми новая энергия пришла в театр и тоже дала новый виток развития. В этой Студии преподают наши артисты. Кроме того, у нас есть благотворительный проект для слабослышащих детей, это отдельная группа детей после кохлеарной имплантации, которым необходима реабилитация и которых, по сути, нужно учить говорить. Мы с ними занимаемся совместно с Национальным центром оториноларингологии.
У нас сейчас очень много просветительских проектов, лекций, детских программ с экскурсиями, встречами с артистами и так далее. Для детей, для юношества, для студентов. Можно сказать, что мы таким образом вспомнили добрые традиции, потому что Малый театр всегда был местом, где обитало студенчество еще в царские времена. И мы решили эту традицию возобновить, чтобы мы тоже, скажем так, воспитывали будущее поколение, а себе – зрителей. Мы очень дружим с МГУ. Есть у нас такой проект «Диалог времен», где на определенные спектакли приходят студенты, а после спектакля они имеют возможность обсудить свои впечатления, задать какие-то вопросы режиссеру, артистам, художнику этого спектакля. Мы собираемся в фойе и разговариваем. Потому что молодежь, безусловно, очень нуждается в том, чтобы с ними разговаривали. И очень хочется, чтобы молодые люди тоже знали, понимали, чтили свою собственную культуру. А у нас есть все возможности для того, чтобы их в этом направлении вести.
– Своих детей часто берете в театр?
– Периодически беру. Они в нашу Детскую студию тоже ходят заниматься. Ну и просто приходить в театр, на спектакли они очень любят. Я их стараюсь приводить все-таки на детский репертуар, чтобы не отбить охоту.
– А вашего дедушку они застали на сцене?
– На сцене, к сожалению, нет. Он уже не играл к тому времени, когда они родились. Но, слава богу, что они его застали. Он все время говорил: «Наконец-то мальчишки родились!» У него-то была дочка, а потом внучка.
– Он занимался правнуками, читал им книжки?
– К сожалению, уже к тому времени он плохо видел, да и силы уже были, конечно, не те. Но он с удовольствием с ними нянчился, когда мы приходили в гости или он к нам приходил. Так получилось, что прошлое лето мы обитали все вместе на даче… Я очень благодарна судьбе, что у меня была вот такая последняя возможность с ним побыть.
– А какие книжки он вам в детстве читал?
– Чаще всего – сказки. Я очень любила слушать, как он читает сказки Пушкина, русские народные сказки. Я ему притаскивала какую-нибудь книжку, а иногда даже заставляла его перечитывать одну и ту же историю по три-четыре раза. Читал он и рассказы Драгунского, Носова, Бианки – в общем, всю детскую литературу. Но сказки у него получались лучше всего!
– Фильмы с его участием любили смотреть?
– Не могу сказать, что мы прямо специально садились: вот сегодня мы все вместе посмотрим «Дерсу Узала» или «Адъютант его превосходительства». Но когда эти фильмы шли по телевизору, то – да, мы смотрели, восхищались.
– Юрий Мефодьевич тоже смотрел?
– Да, смотрел, вспоминал своих коллег, какие-то интересные случаи всплывали. Дедушка очень любил рассказывать про Акиру Куросава. Говорил, что на режиссуру в кино – он впоследствии сам снял два фильма – его благословил Куросава. Они были очень дружны и близки по духу.
– Они часто общались?
– Да, они общались очень тепло. У Куросавы была переводчица, которая всюду его сопровождала, ее звали Нагами-сан, сейчас ей, по-моему, уже около ста лет. Дедушка рассказывал, что единственный раз, когда он согласился сняться в рекламе, был связан с Куросавой. К нему пришел кто-то из бывшей съемочной группы «Дерсу» и сказал, что у Куросавы очень бедственное положение. Ведь на родине ему не очень давали работать. И вот им предложили сняться в рекламе виски, если все согласятся, – Куросава, композитор Исаак Шварц и Юрий Мефодьевич. Это было во время обсуждения новой предстоящей совместной работы – фильма «Пляска красной смерти» по Эдгару По. Но, к сожалению, этот проект так и не реализовался. «А вот в рекламе японского виски, – рассказывал Юрий Мефодьевич, – мы снялись». Они со Шварцем свои гонорары от этой съемки отдали Куросаве. Вот такая тогда была связь между людьми. Ну, историю про портрет, наверное, все знают. Куросава ведь был художником по первому образованию. Юрий Мефодьевич рассказывал, что все раскадровки к фильмам он рисовал сам. И вот Куросава во время съёмок «Дерсу Узала» нарисовал и подарил дедушке на день рождения «портрет» тигра. Эту большую картину я с детства помню, она у нас дома до сих пор хранится.
И потом они регулярно созванивались, встречались. Малый театр ездил на гастроли в Японию, а Юрий Мефодьевич очень любил эту страну и всегда говорил: «У меня ощущение, что Япония – для меня как вторая Родина». Ему был очень близок уклад, традиции, образ жизни. Ему очень близка была восточная философия.
– Когда дедушка снимался в кино, вас на съёмки не брал?
– Брал! Я даже снялась в одном эпизоде вместе с ним, в «Московской саге», у Дмитрия Барщевского. Причём, мы снялись втроём: дедушка, его любимый пёс Маклай и я. Помню, мороз был очень сильный. Мне было лет двенадцать, наверное. Так что был у меня даже такой вот небольшой съёмочный опыт.
– Какой у вас самый любимый фильм дедушки?
– Я очень люблю «Обыкновенное чудо». И я вам больше скажу, у него самого было две любимые работы в кино – это «Обыкновенное чудо» и «Летучая мышь». Он признавался, что это две его любимые роли, потому что в них он, наконец, отходил от образа благородного сыщика, следователя, шпиона и так далее. В фильме Марка Захарова его Эмиль такой трогательный персонаж! А в «Летучей мыши» – роль Генриха фон Айзенштайна комедийная, в этом фильме они сыграли в паре, вместе с Виталием Мефодьевичем. Эти две работы были выходом за пределы его привычного амплуа, а на съемочной площадке можно было и похулиганить, и посмеяться, потому что собралась очень душевная команда.
– А вы с Виталием Мефодьевичем успели пообщаться?
– Практически нет, но с его семьей мы очень тесно контактируем. Настя, его старшая дочка, как раз в нашей Детской студии преподает хореографию, ведь она была солисткой ансамбля Моисеева.
– Вы сказали, что хотите продолжить традиции театра, которые дедушка поддерживал. Он с вами это обсуждал?
– Да, мы всегда говорили с ним о том, что Малый театр – это основа, та самая колыбель русского театра. И как бы мир ни менялся, здесь всегда говорилось и говорится о том, что мы – большой корабль, который идёт своим путём. Независимо от штормов, которые происходят в море. Здесь звучит та самая настоящая русская речь, которая должна быть слышна со второго яруса, и этому необходимо учить в Щепкинском институте. Искусство, безусловно, должно быть разнообразным. Но здесь именно тот самый классический русский театр. Так же, как и Комеди Франсез во Франции. Здесь своя определённая эстетика, свои правила. Нужно сначала выучить правила, прежде чем их нарушать.
– То есть от Малого театра не стоит ждать экспериментов?
– Смотря что имеется в виду? Каждый ведь слово «эксперимент» по-своему воспринимает. Эксперимент в том плане, что мы тут кого-то будем раздевать или заставлять ругаться матом на сцене, – нет, у нас таких экспериментов не было, нет и не будет. Но эксперименты могут быть в плане театральных технологий. В частности, у нас после реконструкции потрясающе технически оснащена Историческая сцена. Просто нужно понимать, что мы существуем в своей определённой эстетике. И здесь очень важна преемственность. Эти правила и устои передаются из уст в уста уже много-много-много поколений. Именно так Малый театр и существует уже более 250 лет. А если быть точной, то 267 полных лет.
