Театр высокой драмы

Премьера «Холопов» Андрея Могучего в БДТ им. Товстоногова

 
«Большой драматический театр есть, по замыслу своему, театр высокой драмы: высокой трагедии и высокой комедии», – писал в 1919 году Александр Блок. «Холопы» Петра Гнедича в постановке Андрея Могучего – именно тот чаемый театр, где трагедия сосуществует с комедией, гротеск уживается с пафосом, музыка Перселла со звуками разрушаемых сводов дома. Постановка «большого стиля», большой мысли, демонстрация великолепных артистических сил БДТ в их ансамблевом единстве. 
 
Трагикомедия «Холопы» Петра Гнедича впервые была поставлена на сцене Александринского театра в 1907 году. Пережив революцию 1905 года, «властители дум» пытались осмыслить недавние события, примеряя их на события далекого прошлого. Петр Гнедич, известный литератор и управляющий труппой Александринского театра, – обратился к последним месяцам царствования Павла I, когда русское высшее общество уже ощущало предвестия перемен, но еще не догадывалось, что конец павловской эпохи так близок.
 
Действие пьесы разворачивалось в доме пожилой княжны Плавутиной-Плавунцовой, которая после указа императора вставать при встрече с ним на улицах Петербурга, объявила себя больной и засела в инвалидном кресле. Роль княжны Екатерины Плавутиной-Плавунцовой в Александринке играла Мария Савина, в Москве – Мария Ермолова. Кульминацией была сцена, когда княжна, узнав о смерти ненавистного императора, отвечала жене брата, воскликнувшей, что теперь «все пойдет по-старому!». «Княжна: По-старому? ВСТАЕТ. Нет, пожалуй, по-новому!» Встающая со своего инвалидного кресла княжна и в исполнении Савиной и особенно – в исполнении Ермоловой, – воспринималась символом распрямляющейся жизни.

Андрей Могучий в своей постановке «по мотивам пьесы Гнедича» бережно отнесся к авторскому тексту, но решительно сдвинул его акценты, распахнув двери в XXI век.

Сценограф Александр Шишкин выстроил на сцене величественные, но уже обветшалые стены с начавшейся крошиться штукатуркой. На месте снятых первых рядов партера расположились музыканты и небрежно расставлены какие-то предметы быта. По сцене бродит группа туристов во главе с милой женщиной-экскурсоводом (Татьяна Бедова). Деловито обедают гастарбайтеры из Узбекистана (Рустам Насыров и Сергей Стукалов), осматривают недвижимость на Неве китайские бизнесмены (Валерий Ли, Юйци Дун, Эйцзиньцайжан, Чжан Ну), переговариваясь гортанными голосами... Переход от века нынешнего к веку минувшему необычайно прост. Из гигантского сундука начинают вылезать люди в камзолах и париках с зажженными свечами. Они споро застилают столы скатертями, вносят цветочные корзины – «Именины княжны! Мажордом Веденей-Анатолий Петров, осанистый, преисполненный чувства собственного достоинства, – величественно дирижирует толпой снующих слуг. Награждает одних, отправляет на порку других, ссылает в подвал третьих. Спустившаяся хрустальная люстра венчает все это дворцовое великолепие.
В постановке Могучего камзолы и свечи органично соседствуют с комбинезонами и пиджаками. Музыка Перселла «держит удар» рушащейся с небесного потолка штукатурки. А княжна Плавутина-Плавунцова, восседающая в высоких сапогах и черном брючном костюме на элегантном кресле на колесиках (лучшая деталь этого чудо-экипажа – чучело птицы над ее головой), –  и вовсе легко впишется в любую эпоху и обстановку.

Марина Игнатова органично продолжает ряд великих русских артисток, игравших княжну Плавутину-Плавунцову и именно ее исполнение держит трагическую составляющую спектакля. Комедийная стихия отданы мошеннику-стряпчему Веточкину в блистательном исполнении Валерия Дегтяря и его домочадцам, точно сошедшим с картин Брейгеля. Сцена в доме стряпчего, куда он заманил племянника княжны князя Платона, – решена в духе высокого гротеска, где смешное так сплелось с ужасным, что не разделить. Красавец-князь Платон в самом прямом смысле гарцует вокруг дочери Веточкина, которая строит ему куры по приказу папаши, подсовывая фальшивое поручительство.

Параллельно фарсовой линии «финансового обмана» разворачивается  мелодраматическая история «отставки и ссылки» брата княжны Александра Павловича. Ироничный интеллигент князь Александр – Василий Реутов навлек на себя недовольство императора из-за отказа в выполнении срочного заказа по окрашиванию гвардейский мундиров. Наконец, своим ходом движется драматический сюжет поисков пропавшей дочери княжны. Бывший крепостной Плавутиных, а ныне свободный и гордый французский гражданин Перейденов-Дмитрий Воробьев приехал в Петербург, чтобы умереть на родине и одновременно рассказать княжне, что жива ее незаконнорожденная дочь, которую она считает умершей. 

За всеми хитросплетениями сюжетных линий наблюдает из боковой ложи «Мысль об императоре Павле I, живущая в головах русского дворянства, чиновников и других жителей Санкт-Петербурга 1801 года» – Алексей Ингелевич. Похожий на куклу Щелкунчика монарх закусывает и выпивает, наблюдая с высоты суету придворных холопов.

«Почему я – богатый независимый человек – вдруг в положении последнего холопа? Я не знаю, чем кончится сегодняшний день», – риторически восклицает князь Александр. Княжна кивает сочувственно головой. «Мысль об императоре» крякает иронически, не подозревая, что и его самого скоро сунут головой в мешок и снесут с исторической арены.
«У дворян кость белая, а у холопов – черная», – убежденно вещает простодушная и обворожительная свояченица Лиз-Варвара Павлова. Но княжне Плавутиной совсем скоро предстоит убедиться, что маркеры, отличающие благородных людей от холопов, – решительно не работают. Ее собственная дочь десятилетиями работала черной прислугой в ее доме, получая тычки и подзатыльники от любого челядинца повыше рангом. Ее приводят из подвала, где она сидит обвиненная в краже серебряной ложки. Окровавленная, грязная она уже и стоять не может перед лицом своей госпожи. А княжна Плавутина-Плавунцова, которая не хотела кланяться императору, – встает со своего кресла, и садится без сил рядом с этой замученной душой, тихо гладя по голове дочь найденную, но так и не обретенную...

А что больше нет тирана – новость, конечно, хорошая. И можно теперь вернуться в Санкт-Петербург. Но какая там ожидает «новая жизнь»? Бог весть... Контртенор-медиум Семен Мендельсон, чей волшебный голос вел нас через все перипетии сюжета, взмывает в небеса то ли с жалобой на «все наши глупости и мелкие злодейства», то ли с просьбой о милосердии небес...         


Поделиться в социальных сетях: