В Театре Камбуровой состоялась премьера спектакля «Вертинский. Возвращение». Режиссер Олег Погудин, хореограф Юлия Стожарова (ученица Олега Евгеньевича, сейчас актриса Театра на Таганке и театра ТРОП). В роли шансонье Александра Вертинского – Данил Можаев.
Зал Теакама, где состоялась премьера, очень камерный, всего на 50 зрительских мест. Билеты раскупаются со скоростью звука, оно и понятно, это вторая режиссерская работа Олега Погудина, в которой соблюдены классические принципы театра, что вызывает несомненный интерес у публики. Первая – спектакль «Лермонтов. Я к вам пишу». В «Лермонтове» Олег Погудин-артист и певец существует на сцене, как на посту, два часа. В «Вертинском» он в качестве режиссера, автора сценария, вдохновителя. На премьере присутствует в зрительном зале. Волнуется, переживает, бледнеет, краснеет, всем своим существом тянется на сцену, где в образе Вертинского Данил Можаев. Создатели спектакля «Вертинский. Возвращение» не пытаются реинкарнировать Вертинского как одного из крупнейших артистов Серебряного века, скорее они воплощают его в идейном значении, символическом, что для искусства архиважно.
В режиссерской манере Погудина чувствуется тонкий почерк Серебряного века. У старинных писцов для разного рода записей существовали несколько видов перьев, для спектакля «Вертинский. Возвращение» Олег Евгеньевич взял самое тонкое «перо». Спектакль каллиграфичен, его изящество происходит от чуткого отношения к литературному материалу и самого режиссера, и актера Данила Можаева. Как и в случае с Лермонтовым, Погудин очень бережен, если не сказать нежен со своими героями – Лермонтовым и Вертинским. Нежен по-отечески, но за этой нежностью стоит тяжелый труд, твердость характера, сострадание, принятие жестокой правды жизни и верность выбранному пути. Тонкое режиссерское «перо» Погудина встречается с «александрийской бумагой» – полотном спектакля, на котором проступают любовные признания Вертинского, отчаянные протесты о тяжести артистической судьбы, и, наконец, самое главное – письмо Вертинского Молотову, открывшее ему дорогу домой в 1943 году. «Двадцать лет я живу без родины…», – вот кровоточащая рана Вертинского и главный мотив спектакля.
«Давно мои песни стали иными…», – это про трансформацию Вертинского, про перелом, метаморфозу, которая у Можаева пока не проявлена. Зато игра Можаева подкупает пластичностью и чуткой со-настройкой с героем. Он тонок станом, изящен, гибок, речевая манера отдаленно напоминает Александра Николаевича. Он не всегда чисто справляется с вокальными излучинами, что с лихвой окупается его умением держать зал паузой. Его голосу не хватает воздушности, полифоничной объемности, хотя по сравнению с вокальными партиями в «Лермонтове» он прилично распелся.
Из зрительного зала главный герой кажется ожившей фарфоровой статуэткой, которая спрыгнула с полки в старинном серванте и повествует о своей непростой жизни. Пьеро полон мягкого трагизма, он печально выразителен и вызывает сочувствие. Но пока что у Можаева нет того актерского сфумато, той магии, что есть у Погудина и было у Вертинского. Сейчас его Вертинский – это список с оригинала, прилежная копия ученика, очарованного своим учителем.
Хороша сценография и световые решения спектакля: арка светящегося окна, черный туалетный столик в полумраке сцены, мягкий закатный свет, то тревожный, то утешительный, луч прожектора, акцентирующий артиста перед закрытым занавесом. Игра на контрастах: чем гуще мрак, тем ослепительней манишка Вертинского, и это тоже метафора – чистота артистической души, почти святость того, кто положил жизнь свою на алтарь искусства. И опять тот же прием, что в «Лермонтове» – два этажа, два уровня действия: «небо» и «земля». Ногами на земле, головой в небе, это и про молодого Вертинского, и про Погудина. Судьба любого художника, храня в себе небеса, не терять связь с землей.
Еще совершенно очевидно, и это уже прослеживается во всех постановках театра ТРОП, что непременной авторской кодой Погудина как режиссера является его абсолютная влюбленность в эпоху Серебряного века, когда революционный слом, точнее сказать разлом послужил мощным катализатором для культурного сияния, охватившего светом ярких образов весь небосвод. То сияние было настолько мощным, что его сполохи мы видим до сих пор. Для Олега Евгеньевича эта сердечная вовлеченность и есть тот волшебный ключ, благодаря которому открывается дверца в мир, где очаг настоящий. Теперь дело за обкаткой спектакля. Процесс этот обладает несомненной полезностью. Каждое новое представление «обтесывает» происходящее на сцене, полирует, шлифует грани до безупречного блеска.
Олег Погудин решился на рискованный шаг – поставить спектакль без своего артистического присутствия. Весь вечер на сцене молодой артист Теакама, коллега Погудина по ТРОПу Данил Можаев и его аккомпаниатор Андрей Булатов. На их плечи легла сложная задача – воплотить на сцене дух мастерства Вертинского, в основе которого талант и любовь. Для Можаева этот спектакль великое испытание, ибо ему предстояло вылепить своего Вертинского, непохожего на образ, который более 30 лет в своих концертных программах создавал Олег Погудин. Каково тягаться с мастером тридцатилетнему артисту? Спектакль «Вертинский. Возвращение» порождает ситуацию, при которой Данил Можаев вынужден фактически конкурировать с концертным Вертинским Олега Погудина, ибо зрители спектакля – давние поклонники Олега Евгеньевича, большинство из которых помнит любимого артиста в начале творческого пути лет и его программу «Песни Вертинского». Между Вертинским и Погудиным есть родство, артистическое и человеческое. И это родство стало источником того необъяснимого с логической точки зрения волшебства, воссоздать которое Можаеву пока не под силу. Но все еще впереди.
Мы все помним, как роптали почитатели Погудина в 2019-2020 годах в малых российских городах, куда народный артист привозил свой «Серебряный век», в котором кроме самого Олега Евгеньевича было еще энное количество его коллег, поющих и танцующих. В сети раздавались возмущенные реплики: мы пришли на Погудина, а тут еще другие артисты! Поэтому спектакль Погудина без Погудина – серьезный эксперимент, в какой-то мере проверка его зрителя на абсолютную любовь к артисту. Понятное дело, зритель Погудина немного разочарован отсутствием их любимца на сцене, но он достаточно хорошо воспитан, чтобы не показывать этого. И тем не менее, дух мастерства победил, премьерный спектакль о жизни и творчестве Вертинского сопровождался бурным зрительским откликом и получил заслуженные овации.
В целом спектакль получился, хотя есть одно «но». Личность Вертинского – многогранная, сложная, противоречивая, и это прекрасно видно в его мемуарах «Дорогой длинною». Молодой Вертинский и возрастной это два разных человека, и внешне, и психологически, поэтому было бы более логично ввести в действо двух артистов: молодой Вертинский дореволюционного периода и в первые годы эмиграции – Данил Можаев, а более взрослый Вертинский, испытавший много лишений, прошедший суровую школу жизни, Олег Погудин. Возрастные метаморфозы главного героя, его душевная трансформация Можаеву пока что не под силу.
Олег Погудин в концертной программе «Вертинский», которая была показана впервые на сцене Театра им. Ермоловой 30 сентября, через песни Александра Николаевича виртуозно шаг за шагом выстраивает полноцветный портрет шансонье. В чутком тандеме со своим аккомпаниатором Олегом Вайнштейном почти два часа он с архитектурной точностью воссоздает уникальный человеческий характер. На сцене зритель наблюдает целый моноспектакль – тонкие интонационные переходы, вокальные акценты, душевная патина, битва за любовь – подобная профессиональная палитра доступна лишь мастеру. Вертинский Можаева совсем другой, молодой, горячий, переполненный чувствами, полностью захваченный любовью – к женщинам, искусству и Родине. Любовь, как краеугольный камень всего творчества Олега Погудина, и здесь подчиняет себе весь сюжет и главного героя. Кроме темы любви звучит мотив одиночества, отрешенности Вертинского от общества той поры.
Думается, что и самому Погудину изъять себя из спектакля о любимом им Вертинском, виртуальный диалог с которым длится уже более 30 лет, было непросто. Когда все твое существо стремится на сцену, когда ты всей жизнью своей сжился с тканью иной человеческой судьбы, что откликается в тебе многократно, оказаться вне всего этого невыносимо тяжело. Но Погудин смог. Вместо нового артистического представления любимого им Вертинского он придумал режиссерскую идею о возвращении своего героя. Речь не о приезде артиста в СССР в 1943 году, к чему Вертинский стремился почти с начала эмиграции. Для Олега Евгеньевича «возвращение» Вертинского это преемственность мастерства. В свое время юный Погудин поступил в Театральный институт на курс Галины Барышевой, которая лично была знакома с Вертинским и имела возможность перенять у него ценные артистические приемы, чтобы после передать их будущему народному артисту и режиссеру, постановщику спектакля о Вертинском. А тот, в свою очередь, включил в эстафету мастерства своего молодого коллегу Данила Можаева. Так артист Серебряного века через профессиональное единение возвращается к зрителям, спустя целое столетие.
Зал Теакама, где состоялась премьера, очень камерный, всего на 50 зрительских мест. Билеты раскупаются со скоростью звука, оно и понятно, это вторая режиссерская работа Олега Погудина, в которой соблюдены классические принципы театра, что вызывает несомненный интерес у публики. Первая – спектакль «Лермонтов. Я к вам пишу». В «Лермонтове» Олег Погудин-артист и певец существует на сцене, как на посту, два часа. В «Вертинском» он в качестве режиссера, автора сценария, вдохновителя. На премьере присутствует в зрительном зале. Волнуется, переживает, бледнеет, краснеет, всем своим существом тянется на сцену, где в образе Вертинского Данил Можаев. Создатели спектакля «Вертинский. Возвращение» не пытаются реинкарнировать Вертинского как одного из крупнейших артистов Серебряного века, скорее они воплощают его в идейном значении, символическом, что для искусства архиважно.
В режиссерской манере Погудина чувствуется тонкий почерк Серебряного века. У старинных писцов для разного рода записей существовали несколько видов перьев, для спектакля «Вертинский. Возвращение» Олег Евгеньевич взял самое тонкое «перо». Спектакль каллиграфичен, его изящество происходит от чуткого отношения к литературному материалу и самого режиссера, и актера Данила Можаева. Как и в случае с Лермонтовым, Погудин очень бережен, если не сказать нежен со своими героями – Лермонтовым и Вертинским. Нежен по-отечески, но за этой нежностью стоит тяжелый труд, твердость характера, сострадание, принятие жестокой правды жизни и верность выбранному пути. Тонкое режиссерское «перо» Погудина встречается с «александрийской бумагой» – полотном спектакля, на котором проступают любовные признания Вертинского, отчаянные протесты о тяжести артистической судьбы, и, наконец, самое главное – письмо Вертинского Молотову, открывшее ему дорогу домой в 1943 году. «Двадцать лет я живу без родины…», – вот кровоточащая рана Вертинского и главный мотив спектакля.«Давно мои песни стали иными…», – это про трансформацию Вертинского, про перелом, метаморфозу, которая у Можаева пока не проявлена. Зато игра Можаева подкупает пластичностью и чуткой со-настройкой с героем. Он тонок станом, изящен, гибок, речевая манера отдаленно напоминает Александра Николаевича. Он не всегда чисто справляется с вокальными излучинами, что с лихвой окупается его умением держать зал паузой. Его голосу не хватает воздушности, полифоничной объемности, хотя по сравнению с вокальными партиями в «Лермонтове» он прилично распелся.
Из зрительного зала главный герой кажется ожившей фарфоровой статуэткой, которая спрыгнула с полки в старинном серванте и повествует о своей непростой жизни. Пьеро полон мягкого трагизма, он печально выразителен и вызывает сочувствие. Но пока что у Можаева нет того актерского сфумато, той магии, что есть у Погудина и было у Вертинского. Сейчас его Вертинский – это список с оригинала, прилежная копия ученика, очарованного своим учителем.Хороша сценография и световые решения спектакля: арка светящегося окна, черный туалетный столик в полумраке сцены, мягкий закатный свет, то тревожный, то утешительный, луч прожектора, акцентирующий артиста перед закрытым занавесом. Игра на контрастах: чем гуще мрак, тем ослепительней манишка Вертинского, и это тоже метафора – чистота артистической души, почти святость того, кто положил жизнь свою на алтарь искусства. И опять тот же прием, что в «Лермонтове» – два этажа, два уровня действия: «небо» и «земля». Ногами на земле, головой в небе, это и про молодого Вертинского, и про Погудина. Судьба любого художника, храня в себе небеса, не терять связь с землей.
Еще совершенно очевидно, и это уже прослеживается во всех постановках театра ТРОП, что непременной авторской кодой Погудина как режиссера является его абсолютная влюбленность в эпоху Серебряного века, когда революционный слом, точнее сказать разлом послужил мощным катализатором для культурного сияния, охватившего светом ярких образов весь небосвод. То сияние было настолько мощным, что его сполохи мы видим до сих пор. Для Олега Евгеньевича эта сердечная вовлеченность и есть тот волшебный ключ, благодаря которому открывается дверца в мир, где очаг настоящий. Теперь дело за обкаткой спектакля. Процесс этот обладает несомненной полезностью. Каждое новое представление «обтесывает» происходящее на сцене, полирует, шлифует грани до безупречного блеска.Олег Погудин решился на рискованный шаг – поставить спектакль без своего артистического присутствия. Весь вечер на сцене молодой артист Теакама, коллега Погудина по ТРОПу Данил Можаев и его аккомпаниатор Андрей Булатов. На их плечи легла сложная задача – воплотить на сцене дух мастерства Вертинского, в основе которого талант и любовь. Для Можаева этот спектакль великое испытание, ибо ему предстояло вылепить своего Вертинского, непохожего на образ, который более 30 лет в своих концертных программах создавал Олег Погудин. Каково тягаться с мастером тридцатилетнему артисту? Спектакль «Вертинский. Возвращение» порождает ситуацию, при которой Данил Можаев вынужден фактически конкурировать с концертным Вертинским Олега Погудина, ибо зрители спектакля – давние поклонники Олега Евгеньевича, большинство из которых помнит любимого артиста в начале творческого пути лет и его программу «Песни Вертинского». Между Вертинским и Погудиным есть родство, артистическое и человеческое. И это родство стало источником того необъяснимого с логической точки зрения волшебства, воссоздать которое Можаеву пока не под силу. Но все еще впереди.
Мы все помним, как роптали почитатели Погудина в 2019-2020 годах в малых российских городах, куда народный артист привозил свой «Серебряный век», в котором кроме самого Олега Евгеньевича было еще энное количество его коллег, поющих и танцующих. В сети раздавались возмущенные реплики: мы пришли на Погудина, а тут еще другие артисты! Поэтому спектакль Погудина без Погудина – серьезный эксперимент, в какой-то мере проверка его зрителя на абсолютную любовь к артисту. Понятное дело, зритель Погудина немного разочарован отсутствием их любимца на сцене, но он достаточно хорошо воспитан, чтобы не показывать этого. И тем не менее, дух мастерства победил, премьерный спектакль о жизни и творчестве Вертинского сопровождался бурным зрительским откликом и получил заслуженные овации.В целом спектакль получился, хотя есть одно «но». Личность Вертинского – многогранная, сложная, противоречивая, и это прекрасно видно в его мемуарах «Дорогой длинною». Молодой Вертинский и возрастной это два разных человека, и внешне, и психологически, поэтому было бы более логично ввести в действо двух артистов: молодой Вертинский дореволюционного периода и в первые годы эмиграции – Данил Можаев, а более взрослый Вертинский, испытавший много лишений, прошедший суровую школу жизни, Олег Погудин. Возрастные метаморфозы главного героя, его душевная трансформация Можаеву пока что не под силу.
Олег Погудин в концертной программе «Вертинский», которая была показана впервые на сцене Театра им. Ермоловой 30 сентября, через песни Александра Николаевича виртуозно шаг за шагом выстраивает полноцветный портрет шансонье. В чутком тандеме со своим аккомпаниатором Олегом Вайнштейном почти два часа он с архитектурной точностью воссоздает уникальный человеческий характер. На сцене зритель наблюдает целый моноспектакль – тонкие интонационные переходы, вокальные акценты, душевная патина, битва за любовь – подобная профессиональная палитра доступна лишь мастеру. Вертинский Можаева совсем другой, молодой, горячий, переполненный чувствами, полностью захваченный любовью – к женщинам, искусству и Родине. Любовь, как краеугольный камень всего творчества Олега Погудина, и здесь подчиняет себе весь сюжет и главного героя. Кроме темы любви звучит мотив одиночества, отрешенности Вертинского от общества той поры.
Думается, что и самому Погудину изъять себя из спектакля о любимом им Вертинском, виртуальный диалог с которым длится уже более 30 лет, было непросто. Когда все твое существо стремится на сцену, когда ты всей жизнью своей сжился с тканью иной человеческой судьбы, что откликается в тебе многократно, оказаться вне всего этого невыносимо тяжело. Но Погудин смог. Вместо нового артистического представления любимого им Вертинского он придумал режиссерскую идею о возвращении своего героя. Речь не о приезде артиста в СССР в 1943 году, к чему Вертинский стремился почти с начала эмиграции. Для Олега Евгеньевича «возвращение» Вертинского это преемственность мастерства. В свое время юный Погудин поступил в Театральный институт на курс Галины Барышевой, которая лично была знакома с Вертинским и имела возможность перенять у него ценные артистические приемы, чтобы после передать их будущему народному артисту и режиссеру, постановщику спектакля о Вертинском. А тот, в свою очередь, включил в эстафету мастерства своего молодого коллегу Данила Можаева. Так артист Серебряного века через профессиональное единение возвращается к зрителям, спустя целое столетие.
